Ричард Блейд, странник

После завтрака Блейд лег на теплые доски палубы на самом носу, где кончался фальшборт и ничто не заслоняло золотистого мира лесов и степей, раскинувшегося внизу, под двойными, бирюзовыми и прозрачными небесами Таргала. Ему так и не удалось спуститься туда, на дно Римпады, пробежать по желтой траве, пройтись под плотной завесой ветвей и листьев, поглядеть на животных, раскрыть секреты этих джунглей, пламенеющих цветами вечной осени… Так и не удалось… И вряд ли удастся — срок его командировки истекал.

Впрочем, главная тайна уже была раскрыта. Тосс’от, карвар со знаком алого когтя на грудной пластине, занимавший должность верховного надсмотрщика над всеми подземными мастерскими и поверхностью Акка’Ранзора, знал о многом. После экзекуции в Пузыре он не отказывался говорить, хотя Когтя собственная его судьба ни в малейшей степени не волновала. Как показалось Блейду, карвары в чем-то напоминали муравьев или пчел, хотя каждый из них вполне осознавал себя личностью. Тем не менее, их привязанность к жизни и страх перед смертью были развиты в гораздо меньшей степени, чем у людей, — что компенсировалось заботой о выживании расы. Вероятно, потому угроза Блейда и возымела действие. Страшное и непонятное магическое искусство, которым он собирался наделить таргальцев, грозило карварам полным истреблением, и Тосс’от понимал это очень хорошо. Он остался очень доволен, когда Блейд выразил желание покинуть Акка’Ранзор, и предоставил мастеров и все материалы, необходимые для постройки судна. Он даже не возражал, когда Ханк начал набирать экипаж.

На острове было несколько тысяч рабов, и отобрать полсотни счастливчиков оказалось непростой задачей. Блейд уже не собирался поднимать всеобщий бунт и вырезать зеленокожих начисто, полагая, что таргальцы сами разберутся с обитателями Нижнего Мира. Во всяком случае, они владели теперь мощью, которую могли противопоставить силе и многочисленности своих врагов. А кроме физической силы и завидной плодовитости, у тех не было ничего.

Не было великой цивилизации, таившейся в недрах Локкаты, не было огромных городов, не было технических знаний, не было машин… Ничего не было! Компьютеры, телепортаторы, трансляторы массы являлись для карваров такими же химерическими идеями, как вечный двигатель или бессмертие для человечества Земли.

Правда, эта раса превосходила людей не только упорством, силой и численностью. Их разум, холодный, тяжеловесный и негибкий, был — словно в противовес всем этим отрицательным качествам — наделен своеобразной эмпатией. Нет, они не могли напрямую обмениваться мыслями, но превосходно понимали друг друга с помощью жестов, телодвижений, оттенков голоса и звуков, казавшихся человеческому уху совершенно одинаковыми, но на самом деле обозначавших сотни различных понятий.

Карвары росли всю жизнь, и в преклонных годах становились огромными, малоподвижными и бесполезными существами, не способными ни размножаться, ни работать, ни воевать. Их уничтожали словно трутней — за редким исключением. Бывало так, что у немногих, очень немногих обитателей Римпады вдруг просыпались странные таланты, почти бесполезные в обыденной жизни. Их внечувственное восприятие возрастало, существенно превышая средний уровень; появлялось новое качество, особая чувствительность, уже не эмпатического, а, скорее, телекинетического характера.

Однако поодиночке эти создания, которых карвары называли Древними и, судя по всему, весьма почитали, оказывались способными не на многое. Вместе же они являлись коллективным разумом этой странной расы, ведущим ее к каким-то загадочным и неясным целям, к некоему грядущему процветанию, которое простые воины и даже предводители ранга Тосс’ота представляли весьма смутно. Древние говорили, что надо делать, и карвары выполняли это; выполняли с невероятным упорством и настойчивостью, пока смерть не останавливала их. Они не ведали ни сомнений, ни страха — во всяком случае, до тех пор, пока не встречались с чем-то ужасным, вроде яростной огненной стихии.

Теперь же пришелец с изнанки мира познакомил их с еще более чудовищным проявлением этой силы, с холодным пламенем, причинявшим жуткие муки, делавшим любое существо беспомощным и беззащитным — что грозило гибелью всей расе и о чем, вероятно, полагалось доложить Древним. Может быть, это выполнили, может быть, нет; Блейда подобные мысли не беспокоили — как и меры защиты, которые могли предпринять карварские мудрецы. Это являлось уже проблемой Ханкамара Китталы, нынешнего владельца драгоценной таллахской склянки.

Сам же странник остался доволен тем, что выяснил причину иррациональной ненависти к карварам, охватывавшей его уже не раз. Несомненно, он чувствовал их эмпатический настрой, отвечая адекватной реакцией: ненависть порождала ненависть, ярость — ярость.