Рибут. Дилогия (ЛП)

Дороги были в основном грунтовыми, но две главные улицы покрывал асфальт. Правда, безнадежно разбитый, весь в выбоинах – после того как стало ясно, что трущобы превратились лишь в питомник для переболевших рибутов, его никто ни разу не ремонтировал.

На одной стороне улицы устроили помойку, и воздух наполняла вонь от отбросов и человеческих экскрементов. Канализация в Розе по-прежнему оставалась делом будущего.

– Но они же не все так плохи? – спросил Двадцать два.

– Так – не все. Впрочем, похожи.

– В Остине?

Глупый вопрос – он наверняка уже знал ответ.

– Да. Я многое забыла, но там было примерно так же.

– И ты росла в…

Его сочувствие взбесило меня. Последним, в чем я нуждалась, была жалость со стороны мальчишечки из рико.

– На карту смотри, – приказала я резко. – Ты должен хорошо изучить Розу.

Двадцать два вытащил из кармана карту, и я не сумела отделаться от мысли, что он испытал облегчение, получив возможность глядеть не на меня, а на что-то другое.

– В какую сторону? – спросила я.

Он указал не туда.

– Там север.

– А нам не на север?

– Нет, – вздохнула я.

– Виноват.

Он принялся вертеть карту, щеки его зарделись. Я вдруг почувствовала жалость. Когда я была салагой, я тоже плохо читала карты. Люди не нуждались в картах. Вся их жизнь протекала на одном и том же пятачке с радиусом десять-пятнадцать миль.

– Ты здесь, – подсказала я, ткнув в карту. – А мы направляемся вот сюда.

Он вскинул на меня глаза и просиял:

– Отлично. Спасибо.

Я зашагала по улице, и Двадцать два припустил за мной. Через несколько шагов он оглянулся, я сделала то же самое и увидела Леба, который рассматривал что-то вдали, прислонясь к челноку.

– А он остается? – спросил Двадцать два.

– Да. Офицеры дежурят у челнока, пока не теряют аудио– или видеосвязь с рибутами. Тогда они отправляются на поиски. Но не жди, что они помогут выполнить задание. Их дело только следить за нами.

Мы свернули за угол, и я крадучись устремилась через полоску пожухлой травы к двери нашего объекта, Томаса Коула. Он убил своего сына.

Мне всегда поручали детоубийц.

Я не возражала.

В предписании об этом не говорилось, но было весьма вероятно, что убийство он совершил потому, что его ребенок умер и затем перезагрузился. Едва человек превращался в рибута, он становился собственностью корпорации, а та, хотя и без колебаний убивала нас в дальнейшем, не разрешала людям самим принимать такие решения. Даже если это были их родные дети. Некоторые родители поступали иначе и прятали детей от КРВЧ, но это тоже влекло за собой арест.

По-моему, большинство родителей не сожалели об изъятии перезагрузившихся детей. Они были рады от нас избавиться.

– С чего полагается начинать? – спросила я, оглянувшись на Двадцать два.

– Стучим.

Я кивнула. Это давало им шанс сдаться добровольно. Срабатывало редко.

Я постучала, вскинула кулак, разжала и показала Двадцать два растопыренную пятерню.

Затем пинком распахнула дверь.

Вся мебель, состоявшая в собственности Томаса Коула, была свалена у порога. Мой объект не впервые заваливал вход, но эта попытка была явно из худших.

Я убрала с дороги древнюю рухлядь и перепрыгнула через то, что осталось. Людям, которые баррикадировались в домах, было некуда больше идти. Ни друзей, ни семьи. К ним старались не прикасаться.

На моих губах заиграла улыбка. Я быстро согнала ее, когда Двадцать два одолел завал. Он мог решить, что я рехнулась, раз вздумала улыбаться в такое неподходящее время.

В коридоре грянули выстрелы, и две пули впились мне в плечо. Людям запрещалось хранить оружие, однако многие игнорировали запреты.

Я подала стажеру знак, чтобы убрался с пути. Он споткнулся о стул, не сводя глаз с отверстий в моем плече. Снова раздался выстрел, я увернулась, и пуля просвистела над шлемом, а Двадцать два вжался в гнилые доски стены.

Прикрывая лицо рукой, я вбежала в коридор. Неизвестно, какое там было оружие, и шлем мог не защитить от прямого попадания.

Но стрелок оказался мазилой. Эхо выстрелов звенело в ушах; одна пуля засела в груди, другая чиркнула по шее. Когда я свернула за угол и оказалась с объектом лицом к лицу, тот промахнулся с трех шагов.

На этом последнем выстреле патроны закончились.

– Двадцать два! – заорала я. Это была учебная миссия.

Коул пнул меня в живот. Я хапнула ртом воздух и с треском впечаталась в стену.

Он опрометью бросился к задней двери, и я с усилием выпрямилась. Болело в нескольких местах – сколько раз он попал? Наверно, четыре. Навылет прошли только две пули. Дома придется выковыривать остальные ножом.

– Сюда, – скомандовала я Двадцать два, метнувшись вслед за человеком.

Мельком заметив ужас на его лице, я понеслась во весь опор по грунтовой дороге. Коул улепетывал, разбрызгивая грязь.

Я прибавила скорость, из-за спины доносился топот моего стажера. По крайней мере, он научился не отставать.

Коул отшвырнул мне под ноги мусорный бак, я перепрыгнула, и Коул скрылся за углом. Бегал он быстрее, чем среднестатистический человек.

Погоня доставляла мне удовольствие.

Я свернула и отбила удар до того, как кулак коснулся моего лица.

Мне нравилось, когда объекты наглели и прекращали бежать.