Рядом со Сталиным

— Не-е, тут была пересыльная тюрьма для политических. Я сидел в ней. Охранял мою камеру надзиратель Красненков, по происхождению из крестьян. Он ухитрялся мне давать по два обеда. Меня называл не оратором, а орателем, потому что мне приходилось беседовать с ним через окошечко. Он много рассказывал о горе в деревне. Я говорил, что скоро прогоним помещиков, и вся земля будет принадлежать крестьянам. Красненков много шумел по этому поводу. И мне его приходилось успокаивать, чтобы не услышало начальство. Если жив Красненков, то надо бы его разыскать.

К сожалению, не удалось. Уж слишком поздно вспомнил про него Сталин…

Проезжая по площади Маяковского, Сталин обратил внимание Тукова на отсутствие памятника. Удивился:

— Почему до настоящего времени не поставлен? Маяковский всю жизнь воспевал Ленина и революцию. Вот здесь надо поставить ему памятник.

В тот же день Туков передал распоряжение в Моссовет. И сегодня уже просто трудно представить площадь без памятника поэту-трибуну.

Возвращались из Москвы на дачу в Семеновское. На автобусной остановке мокла под дождем группа колхозников.

— Дождь-то какой… А люди стоят под открытым небом, — вздохнул Сталин и предложил: — Давайте усадим их в машины и довезем до деревни. Тем более что у нас время на это есть. Пригласите людей с остановки.

Соловов сделал это. Но никто не двинулся с места. Вернувшись, развел руками. Сталин проворчал:

— Вы плохо приглашали, не умеете это делать.

Пошел сам к очереди колхозников. Привел целую вереницу с котомками, чемоданами и мешками. Половина втиснулась в машины. Довезли их до Семеновского. Вернулись за остальными. Они сначала вели себя настороженно, потом осмелели. Начались разговоры о колхозных и личных делах, о минувшей войне и погибших на фронте. Сталин вздохнул:

— У меня тоже Яшу загубили…

Тем временем по ближним деревням пронесся слух о сталинской доброте. На остановке в Семеновском собралось больше ста человек в надежде прокатиться с товарищем Сталиным. Но горючее иссякло. Машины едва дотянули до самой дачи…

Летом Сталин работал в беседке. Поблизости Берия с Хрущевым играли в городки. Берия вдруг закричал:

— Эй, Мартин Баруля, бей первым!

А Хрущев называл его прокурором. Услышав эти прозвища, Сталин как цыкнул:

— Что вы, как маленькие дети!

Больше Берия не называл Хрущева по прозвищу, которое появилось после того, как он привез с Украины артистов, сыгравших в Москве постановку с таким названием.

Зимой Сталин вышел из дома в тулупе и подшитых валенках, погулял, покурил и спросил у Мельникова:

— По сколько часов стоите на посту?

— По три через шесть, товарищ Сталин.

— На какой срок получаете обмундирование?

— На год, товарищ Сталин.

— А сколько получаете зарплату?

— Шестьсот рублей, товарищ Сталин.

— Не богато, не богато…

После этого разговора нам всем увеличили зарплату и дали второй комплект обмундирования. Сталин был счастлив безмерно. Ведь по сравнению с нами он считал себя богачом — имел пару шинелей, три пальто и целых четыре кителя! Но забота о ближних не избавляла Сталина от заботы о дальних. Он выискивал деньги для общего снижения цен. Думал об этом постоянно. И в машине опять спросил:

— Где же взять проклятые деньги?

— Товарищ Сталин, надо снять выплату за ордена, — подсказал Власик.

— Вы только говорите, а мужества у вас не хватит, чтобы написать заявление в Президиум Верховного Совета, — поддел его Маленков.

— А вот и напишу! — завелся Власик.

Он сдержал слово. К тому же, Сталин все-таки нашел позарез нужные деньга, решив на семьдесят процентов сократить всю правительственную охрану и прислугу. Затем, чтобы некоторые товарищи не очень стремились в Политбюро, — уменьшил доплату в пакетах с двадцати пяти тысяч рублей до восьми. Соратники, естественно, зашипели. Но куда деваться? Лишь еще крепче обнялись и стали действовать против обидчика еще дружней, забирая в свои руки все государственные дела. Кто это были конкретно? Берия, Маленков, Хрущев, Каганович, Булганин. Когда практически оттеснили Сталина от руководства страной, навалились на его последние опоры — Поскребышева и Власика. Скоро те исчезли из Кремля.

По-прежнему бороться с наступающей пятеркой Сталин, видно, уже не мог. Ведь ему пошел семьдесят четвертый год. Сказывалась постоянная гипертония. Раз на ходу чуть не упал от головокружения. Туков успел поддержать. Порой с трудом поднимался по лестнице на второй этаж в свой кремлевский кабинет. И как-то невольно пожаловался Орлову:

— Чертова старость дает о себе знать…

* * *

27 февраля 1953 года в Большом театре шел балет «Лебединое озеро». В восемь часов, сопровождаемый Кириллиным, в своей ложе появился Сталин. До конца спектакля он был один. Затем попросил директора поблагодарить артистов за филигранную отточенность партий. После чего уехал на ближнюю дачу.