Комиссар принялся, как он сам любил говорить, за текущие дела. Их в отряде было достаточно. Вот вошел Опанас Гаврилович.
— Как, батько, самочувствие?
— Отлично, мой сын, отлично! — ответил старик и посмотрел на Шерали, словно спрашивая у него: «А сам-то ты как? Хорошо ли на душе у тебя?»
— А с продуктами?
Партизанский интендант коротко доложил о положении с продуктами и, загибая один за другим пальцы, выложил свои требования.
Шерали записал. Дела у интенданта обстояли неважно. Нужно срочно принимать меры. Особенно беспокоило то, что кончалась мука. Уже не раз вспоминали о ней, планировали сделать налет на один из складов «Заготзерна», да все откладывали.
«Отряд растет, — подумал Шерали, — об этом забывать нельзя. А мы… сегодня же нужно наметить группу».
Пришла Варя, дочь сосновского колхозника Остапа.
После смерти жены в самом начале войны Остап остался с дочерью, резвой и красивой девушкой, по которой тайно и явно вздыхало немало парней в Сосновке и окружных селах. Однажды к ним в село пришел отряд фашистских солдат для реквизиции у населения запасов продовольствия и скота. Один из гитлеровских вояк стал проявлять такой интерес к Варе, что девушке пришлось скрыться из села. Она несколько дней пряталась в лесу, пока не набрела на партизанский отряд. Вскоре перешел в отряд и ее отец. Здесь, в лесном гарнизоне, опытного и дельного конюха ожидало много работы. Его дочь, тоже расторопная, горячая в работе, навела порядок в самой большой и уютной землянке, отданной под лазарет.
Правда, пока отряд не принимал активного участия в боях, работы там было мало, и Варя часто обращалась к Султанову с просьбой.
— Эх, товарищ комиссар, мне бы научиться с оружием обращаться. А то в нашем госпитале со скуки умрешь. Мне бы в разведку.
— Не спеши. Всему свое время. Когда потребуются разведчики и стрелки, мы о тебе вспомним.
Сейчас, увидев запыхавшуюся Варю, Шерали понял причину ее прихода, но все же спросил:
— За каким делом явилась? Что-нибудь в лазарете?
— Нет, у нас все в порядке, — ответила Варя, переводя дыхание, — но я слышала… я хотела бы тоже со всеми…
Шерали улыбнулся: просьба знакома.
— Тяжелым будет бой, Варя, — ответил он серьезно. — Боюсь, что и тебе придется поработать. Не хотелось бы… Но что поделаешь.
Шерали чувствовал: наступило время. Отряд был подготовлен для серьезных операций. Враг должен узнать, что за сила таится в лесной глуши.
ЗНАМЯ
Шерали обходил землянки гарнизона. Как он вырос за последнее время! Партизанский отряд беспрерывно пополнялся новыми силами.
— До вас мы пришли! — просто говорил какой-нибудь пожилой колхозник. — Невмоготу с немцем. А бить умеем… случалось раньше.
За спиной этого колхозника стояло пять-шесть человек. Оружие у них было самое нехитрое — топоры, вилы.
В лесах группами, а то и в одиночку блуждали красноармейцы.
Только вчера, например, Опанас Гаврилович, по привычке объезжая свои «владения», как он выражался, забрел в самый дальний и глухой массив леса и неожиданно наткнулся на двух человек в оборванной одежде, истощенных, утомленных. Они лежали на траве и не двигались. Опанас Гаврилович оглядел их из осторожности издалека, потом подъехал ближе. Спешившись, он подошел к ним.
— Здравствуйте! Чего же вы здесь, братцы, лежите?
Один из незнакомцев попытался было подняться, но это ему не удалось, и он, закрыв глаза, тяжело вздохнул.
Старик понял, что бойцам нужна помощь и притом немедленная.
— Плохо, хлопцы? А? — спросил он, присаживаясь на корточки и склонившись над почерневшими худыми лицами.
Второй незнакомец слегка приподнял голову, посмотрел на Опанаса Гавриловича и, наконец, сказал:
— Думается, вы хороший человек, отец. Скажите, нет ли поблизости наших частей или партизан?
— Допустим — есть, что тогда? Не воевать ли собираетесь? — спросил партизанский интендант. — Ведь у вас нет даже сил встать, не то чтоб воевать!..
— А отчего нам не повоевать? Немного голодны, правда. Но отдохнем малость — и снова бойцы.
— Откуда идете?
— Не спрашивай, отец. Довелось побродить. Сами не знаем, где сейчас находимся.
— Ну, хватит рассуждать, вставайте, помогу. Усажу на коня. Ехать не очень далеко…
Боец, стараясь ответить пободрее, сказал:
— Если рядом, то и пешком постараемся добрести. Садись, отец, на коня. Старик ведь.
— Не возражать старшим! Что за пререкания? Бойцы из вас неважные — митингуете! — добродушно проворчал Опанас Гаврилович, нахмурив брови. — Садись на коня!
Бойцы с трудом забрались на коня. Опанас Гаврилович на какой-то миг отвернулся — зачем смущать людей.
— Вот и хорошо! — подбодрил он. — Теперь можно в путь. Но-о!
Конь послушно шагнул вперед.
— У нас тихо тут… Отдохнете, подышите свежим воздухом…
— Санаторий, одним словом… — пробовал шутить боец, но закашлялся и еле удержался в седле.
— Ты сиди… Санаторий! Увидишь, какой тут санаторий.
Опанас Гаврилович не мог скрыть своего недовольства. У них здесь целый гарнизон, можно сказать, создан. Партизанский отряд разворачивается вовсю, а эти, наверное, подумали совсем иначе.