Рядом с нами

Трогательно прошел этот последний день Артыки в детском доме. Каждому хотелось оставить у девочки о себе какую-нибудь память. Учителя и воспитатели шили ей новое праздничное платье. Подружки и товарищи приносили ей в комнату всякие нехитрые подарки: кто книжку, кто открытку, а кто альбом. И хотя девочке было приятно такое внимание окружающих, мысли ее в этот день были не в детском доме, а в доме, где она должна была жить со своими родителями.

Родители! Артыка долго сидит у окна, пытаясь представить себе, как могут выглядеть они, ее родители.

Проходит час, другой, а перед глазами никакого живого образа. Да и откуда было взяться этому образу, если ни отец, ни мать не оставили девочке на память даже фотографической карточки?

— А что, если мой отец покажется сейчас на улице! — тревожилась девочка. — Ведь я же его, пожалуй, и не узнаю.

Но Артыка обманулась в своем предположении. Не успел на следующий день Раджаб Садыков показаться в воротах, как Артыка тут же выскочила ему навстречу:

— Папа!

Раджаб Садыков прижал дочь к груди, и его глаза снова увлажнились. Когда первая минута свидания прошла и Раджаб Алиевич успокоился, девочки пригласили его к столу: детский дом давал в связи с отъездом Артыки прощальный завтрак. Но вот подходит к концу и этот завтрак. Раджаб Алиевич прощается с Татьяной Ивановной и, обняв дочь, выходит с ней из детского дома на улицу. И все обитатели этого дома, глядя вслед Артыке, говорят:

— Какая она счастливая!

Но счастье Артыки продолжалось недолго. Через два дня Раджаб Алиевич неожиданно появился в детском доме. Он подвел Артыку к Татьяне Ивановне и сказал:

— Заберите ее обратно.

— Почему? Что случилось?

— Я думал, моя дочь приедет в родительский дом со смирением, а она привезла с собой две пачки книг.

— А это разве плохо?

— Для русской девочки, может быть, и хорошо, а для узбекской не очень, — сказал Садыков и добавил: — Я хотел сжечь эти книги, а Артыка не позволила. "Это, — говорит, — учебники".

Учебники тебе больше не понадобятся, — объясняю я ей. — У нас большое хозяйство: куры, бараны, корова. А она ни в какую: хочу учиться, и только.

Даже смешно, — говорит Садыков после небольшой паузы. — Артыке не сегодня-завтра выходить замуж, а у нее на уме не муж, а таблица умножения.

— Какой муж? — с возмущением спрашивает Татьяна Ивановна. — Вашей дочери всего тринадцать лет!

— Русской девочке в этом возрасте, может, и рано выходить замуж, — отвечает Садыков, — а узбекской самое время!

Татьяна Ивановна смотрит на отца Артыки и ничего не понимает…

"Хорошо, — думает она. — Предположим, что Раджаб Садыков сошел с ума, но куда же смотрит его жена Джамилляхон?"

Но в том-то и беда, что пережитки адата оказались в семье Садыковых крепче родительских чувств. И ведь что удивительно: Садыковы выдают себя за передовых людей. И Раджабу Алиевичу, работнику райисполкома, и его жене Джамилляхон Мирзокадыровне, нарсудье, часто приходится выступать с публичными докладами о новом быте и новой, советской морали, а вот у себя дома эти «радетели» нового оказались рабами самых отсталых пережитков.

1954 г.

СКОЛЬКО СТОИТ РЯБЧИК

В тот день Александр Григорьевич не принимал никого. Ни чужих, ни своих. Несмотря на запрет, один из начальников цехов пробовал приблизиться к закрытой двери:

— У меня срочное дело.

Но секретарь был неумолим:

— Нельзя. Александру Григорьевичу сегодня не до вас.

— Что, опять Акбар?

— Опять.

Начальник цеха плюнул с досады и ушел, поминая недобрым словом Акбара. А сам Акбар даже не знал, что на его голову в этот день сыплются проклятия. Да и откуда ему было знать? Акбар — это симпатичный, но дурашливый пес. Ему всего-навсего четыре месяца от роду. Вчера по молодости лет Акбар сделал глупость, проглотил жука, и ночью у него начались колики. Будь Акбар обыкновенным щенком, колики через день — другой прекратились бы сами собой. Но Акбар имел несчастье принадлежать директору завода, и директор поднял заурядный щенячий недуг до степени чрезвычайного происшествия. Директор нервничал сам и нервировал окружающих: сотрудников заводоуправления, ветеринарных врачей, членов своей семьи. Домашние обязаны были каждый час информировать его о ходе лечения.

— Акбару прописано слабительное, — шепотом докладывалось на ухо директору в самый разгар диспетчерского совещания.

— Акбару сделан согревающий компресс, — слышал директор шепот по телефону, когда находился в цехе.

В тот день, когда был проглочен злополучный жук, директор завода собственноручно составил и направил в заводскую столовую меню для своей собаки. На первое габер-суп, на второе телячий хрящик.