Рядом с Фрунзе

Рыжеволосый одним прыжком отскочил к стене, в следующий момент он перемахнул через изгородь и пустился наутек.

Шаркёзи лежал на огневой позиции пулеметчиков и, не отрывая глаз от бинокля, следил за полем боя. Ни один мускул на его лице не дрогнул, он весь — внимание.

— Тра-та-та, тра-та-та, — говорил пулемет. Дикий оглушительный шум стоял в ушах, а

злость терзала сердца красноармейцев.

Так продолжалось долго, очень долго. Шаркёзи вынул из кармана часы и посмотрел на циферблат. Была половина третьего. Рассветало.

— Дорогие птички попались в клетку, — сказал он.

— Ну мы им всыплем как следует, а потом уж и выкурим! —отвечал Агоштон.

Земля глухо вздрагивала. Неожиданно ночное небо осветил* целая серия ракет, огненные

Ю2

хвосты их излучали яркий свет. Шаркёзи заметил перебегающие фигуры, которые залегали на миг, вскакивали и снова бежали, обгоняя друг друга.

— Проклятые махновцы! Веревка по ним плачет! Огонь!

По бегущему противнику застрочил пулемет, за ним — второй, третий. Несколько махновцев упало, уцелевшие побежали быстрее.

Моментальный блеск вспыхивающих огней. Пули так и свистят. Со всех сторон несутся крики, стоны. Неожиданное наступление красных вызвало среди махновцев настоящую панику. Те, кто были на окраине села, пытались спастись бегством. Они бросились к близлежащим холмам и лесу.

За небольшим холмом склонился над картой Фрунзе. С ним — офицеры штаба. Вокруг него на траве залегли красноармейцы.

Ночь была теплой, но под утро стало свежее. Красноармейцы томились в ожидании условленного сигнала. Наконец он прозвучал — красноармейцы быстро и бесшумно бросились вперед.

Едва они добежали до околицы, как мертвую тишину нарушил свист пуль. Наступающие красноармейцы попали под обстрел.

Шаркёзи, сопровождавший Фрунзе вместе с интернационалистами до самого поля боя, прыгнул к дереву и залег. Рядом с ним упал высокий боец, но в темноте Шаркёзи не узнал, кто это. Раздалась короткая пулеметная очередь. Одной рукой боец прижал к себе винтовку, другую поднял вверх и повалился на бок.

— Проклятые! — пробормотал Шаркёзи.

Через несколько секунд рядом упал другой боец. Он пополз было вперед, но через несколько метров остановился.

— Зубами разорву гада, если схвачу, — процедил он.

Залегли третий, четвертый, пятый, отползая в сторону и ища какого-нибудь укрытия.

Минут десять они лежали без всякого движения, стараясь разглядеть, откуда идет обстрел. Пулемет стрелял из-за изгороди, совсем рядом.

Улучив удобный момент, один красноармеец вскочил и бросился вперед. Добежав до поленницы дров, он залег. Остальные затаив дыхание ждали, когда он бросит гранату, но он лежал без движения.

Стрельба все усиливалась. В следующий момент боец быстро вскочил и, метнув гранату в сторону изгороди, упал на землю. Раздался взрыв. Пулемет противника замолчал. Все словно по сигналу вскочили и с громким «ура» бросились вперед. Село было очищено от махновцев.

Вскоре Красная Армия полностью разгромила и уничтожила банды Махно.

К концу лета 1921 года махновцы были разгромлены полностью. В Советской России воцарилось относительное спокойствие, и только на Дальнем Востоке до 1922 года продолжалась борьба с японскими интервентами.

Бойцы охраны находились в штабе фронта в Харькове. Однажды Фрунзе вызвал их к себе.

— Я позвал вас, товарищи, чтобы потолковать о будущем. Война окончилась, — говорил командующий. — Сейчас не нужен ни штаб фронта, ни бойцы охраны. Откровенно говоря, я очень полюбил вас. Буря закалила, сплотила нас. Я очень доволен вами и хочу, чтобы вы остались довольны мной. Моя обязанность — позаботиться о вашем будущем.

— Товарищ Фрунзе! Мы сердечно благодарим вас за вашу отеческую заботу, и я могу сказать, мы чувствовали себя очень хорошо. Родина наша очень далеко отсюда, да нас в хор-тистской Венгрии и не особенно-то ждут, — от имени всех товарищей ответил Агоштон.

— Мы друг перед другом в долгу, — говорил Фрунзе. — И в первую очередь решать нужно .вам, примете вы мое предложение или нет. Я думаю, тем, кто раньше занимался земледелием, а если и нет, но имеет к этому жела-

Ние, мы дадим небольшие участки земли, организуйте себе коммуну и сражайтесь на этом поприще за новую жизнь с таким же воодушевлением, как и на фронтах гражданской войны.

— Я сроду не обрабатывал землю, товарищ Фрунзе, но новое дело всегда влечет меня, как магнит. Я согласен и буду бороться за новую жизнь с воодушевлением коммуниста, — отвечал Шаркёзи.

— Это прекрасно, я очень рад, что командир не оставляет своих подчиненных! Я уверен, в коммуне вы найдете свое будущее. Бойцами охраны вы тоже раньше никогда не были. Не так ли? Привыкли, полюбили это дело. Хорошим командиром были. Надеюсь, и здесь не подведете, товарищ Шаркёзи.

— Не подведу, товарищ Фрунзе.