Рядом

– Черви будут голодать у меня, я же толстенькая и люблю покушать. Мне самой мало, еще этих кормить.

– Они будут утилизировать всякие картофельные очистки, не бойся, что кинутся отнимать у тебя кусок пиццы.

– Ты себе их заведи, а я пока по старинке поутилизирую отходы, ладно?

– Ой, все! Никакого в тебе прогресса. Чувствую, работать над тобой еще и работать. А я, между прочим, имя уже первому придумала – Фридрих. Пока, на связи, умчалась искать.

Я откинула телефон и закрыла глаза, пытаясь собрать остатки сна. Но безуспешно. Пчелиным роем в голове уже завихрились мысли.

Ульяна с недавних пор стала экоактивисткой. Мини-шагами она и те, кто волей-неволей встал под ее знамена, двигались в экологически чистое и светлое будущее.

Первыми искоренили трубочки для напитков – «Пластик разлагается веками! Рот есть, им и будем пить». Затем настал черед экономии воды – «Детям в Африке воды не хватает, а ты открыла кран и ходишь вся из себя». Целлофановые пакеты сменили на шопперы – «Кого увижу с пакетом из магазина – прокляну!».

Теперь еще и Фридрих…

Я посмотрела на свой чахлый цветок. Врешь, не возьмешь! Ты у меня будешь еще колоситься и цвести! Только вместе войдем в наше счастливое экобудущее!

Главное, чтобы на его светлом пороге не лежал улыбающийся подкидыш Фридрих с запиской «Кто, если не я, порадует вас подарком. Навеки ваша Ульяна Тунберг».

Кого целует Бог?

Бабушка растолкала ее под утро.

– Беги. Приснилось, что сегодня!

Женщина охнула, но тут же зажала рот рукой, боясь спугнуть вспорхнувшую внутри радость. Быстро собралась, стараясь не разбудить мужа.

Поселок маленький, все рядом. Ворвалась к врачу, не произнося ни слова. Просто смотрела с мольбой, унимая сбившееся дыхание. А в глазах надежда – как слабый росток, пробивающийся посреди выжженной степи.

Врач глянула молча, затушила сигарету.

– Как чувствуешь – прилетела ни свет ни заря. Одна рожает и в отказ. Мы и так, и сяк, но не хочет брать.

Женщина осела на пол в беззвучных рыданиях, протянув безвольные руки к врачу.

– Только без соплей! Оформляться и в палату. Как договаривались.

Женщина с трудом встала и, пошатываясь, вышла. Врач, проводив ее взглядом, перекрестилась и прошептала: «Господи, прости. Не для себя стараюсь».

Через пару часов родился новый человек.

Бабушка, что-то бормоча, сварила бульон. Ее сморщенное, как печеное яблочко, лицо озарялось светом улыбки. Оглушенный вестью мужчина с сумкой провизии был отправлен в больницу.

Там ему дали халат и разрешили пройти в палату. Такой силы счастье плескалось в нем, что, казалось, вот-вот разорвет. Он вошел и застыл в дверях. Любовь заполняла все и рвалась за пределы. Ни в палате, ни в целом мире невозможно было ее уместить.

Жена подняла глаза. Их общая бездна отчаяния, которая росла, ширилась и скалила зубы до этого дня, теперь стремительно исчезала под натиском всепобеждающей и всепоглощающей любви.

Мужчина наконец подошел, робко присел рядом. Жена отогнула краешек пеленки.

– Смотри, что у нее. Богом поцелованная наша дочь…

Кафе было украшено гирляндами. Это придавало темнеющему за окнами парку праздничный вид. Мы с Ульяной обсуждали план поездки в Каппадокию.

– В марте высокий сезон. Тихо-мирно едем в апреле. Когда цены ниже.

– У тебя во всем орднунг, ни шагу влево.

– Немцев в роду нет. Просто маниакальная любовь к порядку.

– А чего ты, маньячка моя, постоянно трогаешь пятнышко на шее?

Ульяна, смеясь, развела руками.

– Маленький изъян моей идеальной сущности. Трогаю, когда о хорошем думаю. Мама говорит, что я Богом поцелована. Но ведь для каждой мамы ее ребенок такой, да?

Папа

Сегодня был генеральный прогон. Худрук Инесса Марковна, которая еще Ленина помнила, была категорически против этой постановки. Но время требует инноваций и новых решений. И Железная Ин, не желая прослыть «отрыжкой феодализма», со скрипом уступила. Тем не менее на репетиции продолжала красноречиво и горестно вздыхать.

Мне было уже не до нее. Внутри меня еще с первой читки появился традиционный торнадо куража, который сейчас достиг апогея. И уляжется он с последней репликой на премьере, когда я буду стоять за кулисами и ждать реакцию зрителей.

Позвонил папа.

– Как дела, доня?

– Завтра премьера. Трясет, как обычно, пап.

– Любишь абсурд?

Я засмеялась. Это была фраза из пьесы «Человек из Подольска», которую я отвоевала для постановки.

– Люблю абсурд!

– Тогда полный вперед!

– Есть, мой командир! Завтра жду вас с мамой, как обычно. Цветы не неси, я стесняюсь.

– Без них никак, папа должен порадовать своего дончика. Твоя неистовая подруга придет? Такая смешная. Бдит за всеми и не дай Бог кому-то из зрителей начать разговаривать или шуршать.

– В этом вся Ульяна. Придет, куда же без нее. Папа… А ты гордишься мной?

– Я очень горжусь тобой, доня.

– Но я не стала вторым Станиславским или Мейерхольдом. Я всего лишь режиссер провинциального театра.

– Будь тем, кто ты есть. И будь при этом счастливой. Это все, что нужно отцу от дочери.

– Спасибо, я счастливая на самом деле, просто меня потряхивает сейчас, вот и вымогаю добрые слова. Я вам с мамой витамины купила, кстати.