Ряд случайных чисел (СИ)

Лья чувствовала себя то ли матерью, то ли скульптором. Она ваяла личность. Она тоже была счастлива — нашлось интересное занятие на неопределенный срок! Да и возвращаться домой после очередного размещения партии контрабанды стало приятно — ее там ждали. Ждали не ради каких-то дел, а просто для того, чтобы увидеть, услышать, чем-то поделиться — этот мальчик каждый день делал для себя открытия. Это было ново, непривычно, но очень грело душу. Время шло. Тощий узкоплечий подросток постепенно превращался в экзотического красавца. Он сильно вытянулся, как будто тело только и ждало того, чтобы исчез гнетущий свод пещеры над головой. Раздались плечи, появились рельефные мускулы под атласной черной кожей, отросли белые жесткие волосы, в минуты опасности встававшие гребнем от затылка ко лбу. В первый раз, увидев это, Лья была озадачена. — Это, чтобы вовремя почувствовать резкое понижение свода, — объяснил Берэн. — но так носят только охотники и те, кто живет на периферии, в плохо обжитых местах. А в Донне стригут, тем более детям. У нас своды выглаженные, с резьбой, с финтифлюшками.

Изменился и внутренний мир дроу. Чтение, пусть и бессистемное, сделало свое — мир раздвинулся. Только теперь, задним числом, Берэн понял, что шансов уцелеть у него, когда он отправился в поход за любовью, было — один на тысячу. И он радовался своей удаче, радовался каждый день, и жадно впитывал новое, и мир становился еще чуть-чуть шире — каждый день. Дроу очень изменился, прежней осталась только улыбка — по-детски наивная, немного растерянная.

Лья, с удивлявшим ее саму терпением, лепила из мальчишки мужчину, с которым могла бы жить, не опасаясь непонимания или обиды с его стороны. А Берэн с большим энтузиазмом «лепился». Он заучивал стихи и пытался писать сам, он научился готовить и обслуживать себя от и до, он неплохо владел мечом и знал несколько заклинаний исцеления. Лья учила его всему, что знала сама, а знала и умела она немало. Она научила его охотиться: ставить силки и стрелять из лука и арбалета, научила выживать, оказавшись в одиночестве: искать воду, устраивать стоянку, разводить костер из мокрых дров под дождем. Научила составлять лекарственные сборы от девяти болезней путешественника, магии — насколько знала и умела сама. Когда-то наскучившие, занятия обрели новую жизнь и смысл. Учить оказалось даже интереснее, чем учиться, тем более что дроу сам стремился узнать как можно больше и обо всем. Он прекрасно понимал, что в горе он этих знаний не получил бы никогда, и пользовался предоставившейся возможностью на полную катушку. Он взрослел — но, Жнец! — как медленно! Педофилом Лья никогда не была, на ребенка бросаться не собиралась. Нельзя же всерьез думать о том, чтобы сделать любовником существо, которое смотрит на тебя со щенячьей преданностью и замирает от счастья, когда его гладишь по голове. Она ждала, ждала терпеливо, целых десять лет. Самым досадным в эти годы для нее была необходимость носить одежду, и не какую-нибудь, а красивую. Единственная награда для мальчика — смотреть ежедневно на красивую женщину, балахон не напялишь. Гоблин бы взял эти крючки! Красивая — не значит удобная! Здесь жмет, тут давит, и вообще! Но иначе было нельзя. «Сеятель, будь терпелив» — о, да! В терпении ей не откажешь.

Только поймав на себе откровенно раздевающий взгляд, впрочем, тут же отведенный со смущением, в третий раз, она решила — пора. Только бы не испугался, не смутился, не обиделся — все это нестерпимо горчит в энергетическом потоке. Хуже сбора от простуды. Она его неплохо подготовила — но что можно сказать заранее? Вдруг она что-то упустила? Тогда десять лет псу под хвост. Эх! Может, рано? Не попробуешь — не узнаешь.

— Рэнни? Я в ванной, зайди, пожалуйста! — на него поднят несчастный взгляд — Рэнни! У меня мочалка порвалась! Спинку мне потри, пожалуйста — мне самой теперь никак! — одной рукой придерживаем полотенце на груди, другой — локоны подбираем со спины, спинку подставляем. Полная ванна пены, по ней алые лепестки, мочалка, аккуратно порванная пополам, тоже алая. Черные руки с алой мочалкой на алебастрово-белой спине.

— Рэнни! Ты три, а не гладь! Да по-лег-че! Я же упаду! — а мы рукой в стенку упремся, полотенчико-то и упадет… — Ай! Да ладно, хватит, хватит! Смой, пожалуйста, ковшик вон там. Спасибо. Ты когда-нибудь решишься, теленок? Стоит, сопит… И полотенце мне сухое подай, пожалуйста! — и, через плечо, над краем полотенца, чтобы с другой стороны шейка изгибом: — Рэнни! Ты или сделай то, чего так хочешь, или уйди в гостиную, сиди там, смущайся и бойся самого себя! — ну, наконец-то! За плечи схватил, в шею целует — ишь, присосался! Был бы вампир — уже выпил бы! А какое смятение!

— Лья! — задыхаясь — Это любовь? — Лья чуть не заржала в голос. Один Жнец знает, чего ей стоило сдержаться и выдержать в дальнейшем необходимый тон.

— Еще нет, Рэнни. С моей стороны это доверие, а с твоей желание и, похоже, страх. Ты знаешь, чего боишься, можешь сказать?

— Себя…