Резонанс

Продержаться в привычном для себя темпе я сумел от силы километр и ещё примерно половину этого расстояния бежал почти с обычной своей скоростью, но уже переставляя ноги через силу. Ну а потом стало совсем невмоготу. Всё навалилось разом: дыхание сбилось, сердце начало заходиться в бешеном стуке, придавил к земле злосчастный ранец. Да ещё его ремни ослабли и груз стал на каждом шаге ощутимо похлопывать по хребту. Засаднило ссаженные плечи, пришлось ухватить и натянуть лямки, но тогда стало не так сподручно работать руками. Ещё и голова кружилась, а подошвы врезались в утоптанную до каменной твёрдости землю с такой силой, что, казалось, должны были погрузиться в неё на десяток сантиметров как минимум.

И я понял — больше не могу. Нет, могу. Вполне способен пробежать в таком темпе ещё метров пятьсот, а потом упаду и уже не поднимусь. И не будет никакого второго дыхания, слишком высока оказалась нагрузка. И тогда я начал понемногу замедляться и сдавать позиции, смещаясь в хвост растянувшейся вереницы курсантов.

К началу третьего километра я прочно обосновался на последней позиции, но зато не упал без сил и всерьёз рассчитывал добежать до финиша. Именно добежать, а не доковылять или приползти.

Жутко ныли ноги и горели огнём лёгкие, ещё сильнее болела спина и плечи. Пот тёк уже просто ручьём, а последний километр всё тянулся и тянулся. Прямо передо мной маячила спина Матвея — здоровенного деревенского детины с пудовыми кулаками, слишком массивного, чтобы быть хорошим или даже просто посредственным бегуном на длинные дистанции. А ещё метрах в тридцати трусил Борис Остроух — тоже стайер не из лучших. И я замыкающим. Но это ненадолго.

Ускорился я уже перед самой финишной прямой. Натянул ремни ранца так, чтобы он не молотил по спине, и бросил все силы без остатка на финальный рывок. Пусть недолгие занятия лёгкой атлетикой и не особо сказались на физической форме, но уж теорию зазубрить успел и не сжигал выносливость попусту в заранее обречённой на неудачу попытке оказаться не хуже всех во время забега, а начал рвать жилы только в самом конце.

Пошатывавшегося Матвея обошёл как стоячего и всерьёз вознамерился обогнать не только старосту, но и кого-нибудь ещё, вот только на финальной стометровке начали наращивать темп почти все и сокращалось отставание чрезвычайно медленно. Я и Бориса-то настиг только у самого финиша. Что-то азартно вопили успевшие пробежать свои полтора километра девчонки и подбадривали отстающих товарищи по команде, я же никого не слушал, переставлял ноги, рвался вперёд. В ушах звенело, в голове стучала кровь, лёгкие горели огнём, но выдержал, на последних метрах слегка вырвался вперёд и даже не упал на землю, а побежал, побежал, побежал, быстро теряя скорость.

Там скинул с плеч опостылевший рюкзак, согнулся, упёрся руками в колени и принялся хватать разинутым ртом воздух, радуясь уже просто тому, что можно больше не напрягаться.

Хотя нет, вру. Ничему я не радовался. Просто пытался отдышаться.

Не дали.

Подошёл староста, сходу рявкнул:

— Ты что творишь, Линь? Совсем охренел?!

— А что такое? — хрипло выдохнул я в ответ.

Думал, лидер нашей команды поставит в вину результат, серьёзно уступающий вчерашнему, и не угадал.

— Ты мне дорогу на финише перекрыл! — заголосил Борис. — Я из-за тебя худшее время показал!

Результаты состязаний оказались предельно очевидны, и теряющий главенствующее положение в отделении Остроух не нашёл ничего лучше, чем выместить своё раздражение на мне. А, быть может, слишком близко принял к сердцу финишный рывок, вот и прицепился.

— Да брось… — примирительно начал было я, но оказался немедленно перебит.

— Брось? Дистрофик, ты совсем дурак? Так я мигом из тебя дерьмо выбью!

Послышались смешки, и я не сдержался, зло выдал:

— Угомонись, толстожопый!

Замаха не видел и среагировать на него не успел, мясистый кулак угодил по губам, голова мотнулась, и я рухнул навзничь.

Хлоп! — и уже лежу на спине, в глазах мелькают звёзды, во рту стоит металлический привкус крови, а тело переполняет ватная слабость. И подниматься не хочется, а надо…

— Что ты сказал? — с угрозой спросил Борис. — Ну-ка повтори!

Поднимаясь, я прихватил полпригоршни земли, песка и пыли, выпрямился, сплюнул кровью.

— А ты не слышал? Разве Тугоух твоя фамилия?

Девчонки прыснули от смеха, рассмеялись пацаны. Побагровевший Борис широко размахнулся, и я метнул ему в лицо пригоршню песка, а следом со всего маху выкинул перед собой ногу, метя противнику в пах.

Запорошенные глаза помешали старосте заметить это движение, он пропустил пинок, охнул и согнулся, зажимая руками отбитые гениталии. А я, замешкался, не зная, как поступить дальше.

Раньше было всё просто — урони противника или сбей ему дыхалку и беги к своим, но тут не было своих и бежать тоже было некуда. А упущу время — и меня превратят в отбивную, в этом сомневаться не приходилось.

Я кинул взгляд на тяжеленный ранец и уже потянулся к нему, когда раздался рык слишком увлёкшегося подведением итогов забега старшины.

— Отставить!