– Агата сказала, что на следующей неделе Ангелину должны забрать в лабораторию. Она совместима с Берневым по группе крови и другим параметрам, так что он давно это планировал… для этого и просил брата удочерить ее. Мы не можем этого допустить.
Адам снова спокоен и тверд, зато я на грани.
– Не бойся, – говорит он тихо, – я знаю, как всех нас вытащить. Доверься мне. Собери свои вещи, еду я смогу достать сам. Будь готова бежать в любую минуту. И веди себя так, словно ничего не случилось.
Я киваю, хотя едва ли уверена, что смогу. У меня так трясутся колени, что это заметно со стороны. Любой догадается, что что-то случилось.
– Мы должны как-то помочь Агате.
Он качает головой, облизывает губы. Чувствую, что говорю глупости, на которые даже ответить нечего.
– Мы ничего не сможем сделать, – говорит Адам, наконец. – Но они скоро придут, – люди из коммуны. Они успеют спасти Агату. Подумай лучше о себе.
Да я только о себе и думаю. И понимаю, что мне конец.
– Как вообще вышло, что Агату раскрыли? Кто-то сдал ее?
– Не знаю. Она должна была пойти в «Венеру» и разузнать все, чтобы рассказать брату, где держат подопытных. Возможно, там ее и заметили. Она не расскажет о тебе, не бойся. Ни о ком из нас.
– Знаю.
Я верю, что Агата ничего не скажет. Сейчас Агата, пожалуй, единственный человек, которому я верю.
– Осталось недолго, – склоняется Адам ко мне, – скоро мы будем на свободе. Мы справимся с этим.
И он вдруг оказывается очень, очень близко, так что я чувствую его горячее дыхание на своих искусанных в кровь губах. Еще мгновение, еще доля секунды, и он ко мне прикоснется, но я не знаю, хочу ли этого.
Отшатываюсь, едва удержавшись на ногах. Лицо Адама каменеет, рот вытягивается в прямую линию.
– Не сейчас, – бормочу я, – не когда все вокруг рушится.
Он обиделся? Его задел отказ? Конечно, но ведь сам может понять, что сейчас – самое неподходящее время. В день, когда Адам подарил мне рисунки, я начала думать о нем не только как о руководителе или друге. Но разве пары дней, да еще таких напряженных, достаточно, чтобы определиться с решением? Я не могу влюбиться по первому мановению. Сейчас я вообще не могу думать о таких вещах. И Адам мог бы об этом догадаться. Он разворачивается, не говоря ни слова, и уходит. Та же небрежная походка и прямая спина: вот уж кто умеет делать вид, что все отлично. Зато я в смятении и не могу унять колотящееся сердце.
У дверей комнаты меня ждет Ник. Смотрит вопросительно. Я прикладываю палец к губам, хотя не уверена, что в коридоре нет камер. Где поговорить? Я знаю только две комнаты, в которых нет прослушки. И к Алисе точно не пойду.
Мы с Ником проходим вдоль коридора и стучим в соседнюю комнату. Нам открывает парень. Имени его я не знаю, хотя приходила сюда, говорила с ним и даже узнала его тайну.
– Привет, помнишь меня?
Парень растерян. Он кивает, но в глазах – недоверие.
– Ты что-то хотела?
– Нам очень нужно где-то поговорить, – шепчу я, бросая на парня взгляд, полный мольбы. Он молча отходит, впуская нас к себе.
– Как твоя… подруга? Вы придумали, как решить проблему? – интересуюсь из вежливости.
– Я не знаю, – вздыхает парень, – уже несколько дней ее не видел.
Его девушка – абсолютный Резистент, и если она исчезла, то хороших вариантов здесь нет. Скорее всего, она в лаборатории, готовится стать донором органов, если уже не стала. Я решаю не говорить об этом.
– Может, объяснишь, что происходит? – просит Ник, сбитый с толку. Найти бы слова, чтоб не испугать, но ввести в курс дела…
Мы отходим к окну, и я начинаю негромко рассказывать. Парень сидит на кровати и поглядывает на нас. Может, от него и не нужно скрываться: он ведь тоже рассказал много правды о себе и своей девушке. Но он – друг Алисы и может сказать ей о нашем побеге без всяких злых намерений. Остается только верить в его благоразумие.
Лицо Ника меняется с недоумевающего на испуганное. Я опускаю многие детали, говорю лишь о побеге и коммуне, но о том, что конкретно происходит в лаборатории, пока умалчиваю.
– Нужно быть готовыми. И главное – нужно будет вытащить Нату и Гарри, ничего им не говоря до поры до времени.
– Почему?
– Чем меньше людей знает тайну, тем меньше шансов, что ее раскроют.
Ник отворачивается к окну. Думает. Сомневается. Наконец, резко поворачивается ко мне:
– Как именно собираются открыть лабораторию?
– Не знаю, меня не посвящали в подробности. Вроде хотят устроить взрыв.
– С ними можно связаться?
– Не думаю. А для чего?
– Я думаю, что знаю способ. Если бы было время, я смог бы разобраться с системой безопасности и отключить ее. Но обещать не стану.
– В любом случае мы не сможем с ними связаться. Агата теперь в лаборатории. У нее было переговорное устройство, но я не знаю, где оно теперь. Думаю, они забрали его, когда обыскивали ее комнату.
– Вряд ли она хранила его в комнате или в кабинете, ведь везде камеры.
А он прав. Может, устройство спрятано где-то в Центре. И если Бернев найдет его, это подтвердит причастность Агаты к планам коммуны. А если его найду я – может, у них и не будет никаких доказательств.
– Нужно его найти.
– Есть идеи, где оно может быть?