Мадемуазель Декстер впервые увидела человека в тесном плаще, когда возвратилась из отпуска, в начале октября; но абонентский номер был занят им несколько раньше. Когда? Она не может этого точно сказать; разумеется, легче всего найти эту дату в архивах почты. Относительно же того, заходил ли этот человек в сентябре, следует обратиться к служащей, которая ее заменяла.
К сожалению, мадам Жан ничего такого не помнит; в то время она не обратила внимания на имя Альбера ВС и не помнит также, видела ли она когда-нибудь это лицо — лицо Валласа — в очках или без оных.
Мадемуазель Либерманн, она думает, что он уже приходил, что он приходил еще до того, так как замечание, которое она сделала по поводу его сходства с доктором, относится, должно быть, к августу, потому что именно в августе доктор Желен взял нового ассистента, и она сначала подумала, что это был…
— Вы не могли бы сказать, — спрашивает у нее комиссар, — какое стекло было темнее — правое или левое?
Прежде чем ответить, старая дева молчит несколько секунд.
— Я думаю, — говорит она наконец, — что с левой стороны.
— Любопытно, — замечает Лоран задумчиво, — вспомните хорошенько, может, все-таки правое?
— Погодите, господин комиссар, погодите! Я сказала «с левой стороны», но это
— Ну вот, так-то лучше, — говорит комиссар.
Теперь ему хотелось бы знать, не был ли вчера вечером бежевый плащ порван на правом плече? Девушка не обратила внимания, когда мужчина был к ней спиной, а спереди никакой дырки она не видела. Мадемуазель Либерманн, напротив, проводила его взглядом, когда он уходил: конечно же, на правом плече была прореха в форме буквы L.
Наконец, они не пришли к согласию и относительно содержания телеграмм: у первой сохранились воспоминания об очень коротких и вполне обычных текстах — подтверждения, отмена распоряжений, встречи, — без какого-либо уточнения, которое позволило бы догадаться о характере обсуждаемых дел; вторая говорит о длинных посланиях с непонятными фразами, в которых наверняка есть какой-то условленный смысл.
— Телеграммы всегда короткие, из-за их стоимости, — уточняет Жюльетт Декстер, словно она и не слышала того, что заявила ее сослуживица. В них обычно не повторяют того, что получатель уже знает.
У мадам Жан нет своего мнения о том, что говорится или не говорится в телеграммах.
Оставшись в одиночестве, Валлас и Лоран подводят итог тому, что они только что узнали. Итог подведен быстро, так как они вообще ничего не узнали. Андре ВС никогда не говорил почтовой служащей ничего, что могло бы помочь найти его след или определить род его занятий; он был не болтлив. С другой стороны, непохоже, чтобы это был кто-нибудь из жителей квартала: его там, по крайней мере, никто не знает.
Мадемуазель Либерманн к концу допроса высказала свое личное мнение: это врач, который делает незаконные операции. «Здесь встречаются странные врачи, знаете ли», — добавила она с глубокомысленным видом.
Нет никакого основания априорно отвергать эту гипотезу, но Лоран замечает, что его собственная — согласно которой речь идет просто-напросто о спекуляциях с лесом — имеет все же больше шансов на правдоподобие; что к тому же лучше согласуется с последовательностью, в которой поступали послания.
Кроме того, по-прежнему не установлено, что этот Андре ВС является тем самым лицом, которого мадам Бакс видела из своего окна, когда смеркалось, у садовой решетки особняка. Прореха на спине плаща, на которую указал пьяница, могла бы стать основанием для идентификации, но молоденькая служащая заявила, что ее не заметила; ведь невозможно же в этом пункте принимать в расчет положительное свидетельство старой девы, и один только плащ — без дырки — не является достаточным доказательством; равно как — следует об этом сказать — и сходство с Валласом, которое, если отнестись к нему со всем вниманием, вполне могло бы привести к тому, чтобы обвинить последнего.
Прежде чем расстаться с комиссаром, Валлас знакомится с полицейским донесением, работой одного из двух инспекторов, которые вчера вечером проводили первичный осмотр на дому убитого.
— Вот увидите, — сказал Лоран, — передавая ему тонкую пачку машинописных листков, — это очень интересная работа. Этот парень еще молод, разумеется; чувствуется, что это первое его дело. Заметьте, что он составил этот отчет по собственной инициативе, поскольку наше расследование официально закрыто. Думаю даже, что он потратил свое личное время на дополнительные разыскания, после того как получил приказ закрыть дело. Рвение неофитов, вы же понимаете.
Пока Валлас занимается изучением документа, комиссар делает еще несколько замечаний — похоже, иронических — относительно выводов молодого инспектора и наивности, с которой он принимал соображения других людей, которые «явно над ним потешались».
Текст начинается так: «В понедельник двадцать шестого октября, в двадцать один час восемь минут…»