Или вот еще: если кто-либо услаждал себя музыкой в то время, как его отец, мать, дед или бабка находились в тюрьме за совершенное ими преступление, такой сынок или внучок получал аж полтора года каторги. Казалось бы – ну нельзя же так, ну перебор, арестанты эти все ж таки преступники! Ан нет. Это государству они преступники, это тем, против кого они совершили преступления, они преступники, а тебе они – предки. Надо грустить. А если не умеешь, если не грустно тебе в такой грустный для всякого приличного человека момент – то хотя бы веди себя прилично, а не то кайло тебе в руки, бесчувственный подданный; на зоне тебе живо растолкуют, как надо чтить отца твоего и матерь твою.
Ужасно? Мрачное средневековье? Азиатская деспотия? А чем можем похвастаться мы, демонстрируя свое просвещенное превосходство?
Вот, скажем, из книги А. Эткинда «Эрос невозможного»:
«В 1921 году умерла мать И. Н. Шпильрейна. Он пошел к директору института просить отгул хоронить мать. Гастев отказал: это, сказал он, буржуазные предрассудки. Зачем вам отгул, ведь она уже умерла».
Только не надо про совок. Двадцать первый год, никакого совка еще и в помине нет. Это пик европейского прагматизма, трезвого и, так сказать, незамутненного лицемерными предрассудками взгляда на жизнь, который большевики лишь подхватили и довели до степеней известных. Сей здравый взгляд пустился в свое триумфальное шествие по западным странам за несколько веков до Совдепа, начав с прикидывающихся умными мыслями черных шуточек типа «своекорыстие приводит в действие все добродетели и все пороки» или «старики потому так любят давать хорошие советы, что уже не способны подавать дурные примеры».
Да что там изящные фитюльки мизантропа Ларошфуко! В конце концов, это все слова. А вот буквально в параллель – из «Жизни Луи XIV» Александра Дюма. «…Бассомпьер был одним из самых умных, самых страстных в отношении к женщинам и самых благородных вельмож своего времени… Однажды, когда он одевался, чтобы ехать на балет, ему сообщили, что его мать умерла.
– Вы ошибаетесь, – холодно сказал он, – она не должна умереть ранее окончания балета».
Остается лишь умиляться представлениям просвещенной Европы, колыбели гуманизма, об уме, благородстве и страстности в отношении к женщинам.
4
Двухтысячелетнее пульсирование Китая в череде династийных циклов демонстрирует простую закономерность.
Страна с вынужденно большим объемом сектора государственной экономики способна существовать целостно и успешно, только если в рамках этого сектора достаточно значимым и эффективным является сектор конфуцианский. То есть если достаточно значима и эффективна совокупность производящих, обрабатывающих, транспортирующих, распределяющих и обслуживающих предприятий, которые находятся в руках, грубо говоря, конфуцианских «совершенных мужей», минимально озабоченных наживой и ведомых по жизни благородными идеалами и высокими иллюзиями.
Воцарение каждой новой династии и особенно ее взлет к процветанию и благополучию могли быть достигнуты только при условии статистического доминирования идеальных, идеократических, отрешенных от материальной заинтересованности – и в этом смысле архаичных – мотиваций.
Как только благополучие достигалось, неизбежно стартовал процесс его персонального и группового дележа. Он приводил к эрозии внематериальных побуждений. Модным и престижным становилось купечество и купеческое, товарное отношение к миру. Чиновничьи должности из объекта духовного, честолюбивого вожделения, стимулирующего лучшие человеческие качества, делались объектами купли-продажи. Нарастал индивидуализм. Большинство старых, якобы отживших ценностей превращалось в мишени для безудержной иронии.
Следствием всего этого оказывались нарастание сбоев в государственной экономике, ухудшение жизни, регионализм тут же усиливавшихся местных владык (каждый за себя, с проблемами будем справляться сами, спасайся, кто как может) и в итоге – распад страны и вымирание от голода и хаоса миллионов, а то и десятков миллионов населения.