Ревущие девяностые. Семена развала

Не только эти примеры поражали жителей других стран как явное лицемерие. Даже в период сбалансированного бюджета девяностых годов мы сохраняли огромный торговый дефицит; проповедуя для других необходимость снижения торговых дефицитов; очевидно, считалось, что если богатые страны могут позволить себе жить не по средствам, то для бедных стран это непростительно^{18}

.

Мы упрекали развивающиеся страны за их неуважение законов о правах интеллектуальной собственности, но в бытность нашу развивающей страной мы тоже игнорировали эти законы (Соединенные Штаты не признавали защиту прав иностранных авторов вплоть до 1891 г.)

Особенно странным выглядел контраст между полумерами администрации Клинтона за рубежом, и битвами, разгоревшимися у себя дома. У себя мы защищали государственное социальное страхование от приватизации, восхваляя ею низкие транзакционные издержки, гарантированный доход пенсионеров, который оно обеспечивало, говорили о том, что оно фактически ликвидировало бедность населения старших возрастов. За рубежом мы проталкивали приватизацию. Дома мы выступали за то, чтобы Совет управляющих ФРС неотступно держал в центре внимания экономический рост и безработицу, равно как и информацию — и президент был выбран с программой, где главным пунктом были рабочие места, иного он просто не посмел бы предложить. За рубежом мы требовали, чтобы центральные банки сосредоточились исключительно на инфляции.

Америка славилась среди прочего ростом ее среднего класса. Но при этом мы почти полностью игнорировали влияние рекомендуемой нами другим странам политики на социальную справедливость — и это в свете становившегося все более неопровержимым факта, что глобализация так, как она фактически осуществлялась, обнаруживала тенденцию к обострению в бедных обществах социального неравенства, а отнюдь не укреплению равенства.

Некоторые из наших проблем явились следствием того, как мы взаимодействовали с другими странами, в особенности с более слабыми развивающимися странами. Выступая как носители единственной формулы гарантированного процветания, мы — иногда при содействии других промышленно развитых стран — заставляли остальные страны делать дела по-нашему. Как через нашу собственную экономическую дипломатию, так и через влияние доминируемого американцами Международного валютного фонда, дядя Сэм действовал в обличии доктора Сэма, раздавая свои рецепты остальному миру: сокращайте ваш бюджетный дефицит. Снижайте ваши торговые барьеры. Приватизируйте коммунальные услуги. Подобно некоторым врачам мы были слишком заняты — и, можете быть уверены, самими собой — для того, чтобы выслушивать пациентов, излагавших свои собственные идеи. Слишком заняты, зачастую даже для того, чтобы пристально взглянуть на отдельные страны и их положение. С экономистами и экспертами по развитию из третьего мира, многие из которых обладали блестящим интеллектом и превосходным образованием, мы обращались порой как с детьми. Наш стиль ухода за больным был ужасен; и наши пациенты, один за другим, не могли не замечать, что лекарство, распространяемое нами за рубежом, совсем не то, что мы сами употребляем дома.

Некоторые из провалов возникли потому, что мы естественным образом фокусировали внимание на внутренней политике. Глобальное лидерство было нам навязано. Мы в администрации

Клинтона не имели никакого видения Нового мирового порядка в условиях окончания холодной войны, но зато бизнес и финансовое сообщество его имели: они видели новые возможности извлечения прибылей. Они отводили государству одну только роль: содействовать им в доступе к рынкам. Принципы внешней политики состояли в том, что нужно помогать нашим бизнесменам успешно вести дела за рубежом. Во внутренней политике было ограничение на эти принципы, связанное с учетом интересов наших потребителей и наемных работников. За рубежом таких ограничений не было. У себя дома мы сопротивлялись давлению, направленному на изменение закона о банкротстве, которые могли бы причинить излишний ущерб должникам. За рубежом самым приоритетным делом при любом кризисе в других странах было, по всей видимости, обеспечение скорейшего и полнейшего возврата долгов американским и другим западным банкам, причем дело доходило даже до предоставления многомиллиардных долларовых займов в целях обеспечения этого возврата.

Лозунг дерегулирования, под которым мы действовали излишне рьяно у себя дома, мы еще более рьяно проталкивали за рубежом.