В камере, несмотря на все разговоры о том, что это клетка, оказалось весьма уютно. Стены были белыми, проклепанными, как и в коридорах, потолок – слишком низким для ксенобита, а кровать – слишком короткой. Но по крайней мере, она там была. Как и туалет, и ультразвуковой душ. Свет был приглушен и настроен в красном спектре, чтобы защитить деликатное зрение сьельсина. Танаран сидело на краю кровати, склонив голову. Его белая грива постепенно отрастала и свешивалась на плечо. Темная мантия выглядела чистой, как новая, – я даже подумал, что кто-то напечатал ее, пока мы спали. Заметив меня, оно повернулось, прерывая разговор с…
– Валка! – с притворным удивлением воскликнул я.
Тавросианка-ксенолог улыбнулась.
– Адриан! Рада видеть вас в добром здравии, – произнесла она на чистом сьельсинском. – Мы как раз о вас говорили.
Танаран молча показало глянцевые зубы. Среди его сородичей это сошло бы за улыбку.
Когда дверь за мной закрылась, Валка снова заулыбалась, но перестала, заметив меч у меня на поясе.
– Только проснулись?
Сама она вовсе не испытывала симптомов недавно вышедших из фуги пациентов.
– Я… да, – ответил я на галстани, заведя руки за спину. – А вы?
Она помотала головой.
– Мы с Танараном уже две недели бодрствуем. Я практиковалась в сьельсинском, – ответила она на языке ксенобита для его удобства.
– Она хорошо говорит, – сказало Танаран. – Лучше тебя.
– Не сомневаюсь. – У меня не было сил улыбнуться. – Надо понимать, вторая заморозка прошла лучше первой?
Танаран гулко выдохнуло, и я не сразу понял, что это «да» на его языке. Нам пришлось импровизировать, переоборудовать реанимационный резервуар медики в ясли для фуги. Это было рискованно, но другого выхода не оставалось. Обычные ясли были слишком малы для высокого сьельсина.
– Okun’ta naddimn, – произнесло оно наконец.
«Ты сумасшедший».
Я ухмыльнулся.
– Видимо, твои корабли медленнее наших, – добавило Танаран.
Возражение было готово сорваться у меня с языка, подталкиваемое двумя десятилетиями аристократического воспитания, человеческой природой и имперской гордостью, что довлела надо мной, словно меч. Но я промолчал.
– Мы нашли… – спросила вместо этого Валка, переходя на галстани, – экстрасоларианцев?
– Да, – ответил я на том же языке. – По крайней мере, Отавия так считает. Кого-то мы нашли.
Я вкратце рассказал о шахтерских кораблях, которые мы заметили вдалеке.
– Это они. Похоже на них, – кивнула Валка.
– Но ничего похожего на станцию.
– Стан…цию? – переспросило Танаран на сбивчивом галстани. – Что такое стан…ция?
Я ошеломленно моргнул.
– Вы его учите? – покосился я на Валку.
– Честный бартер, – пожала она плечами. – Мы обсуждали их богов.
Тихих. Нельзя было ее винить. Валка путешествовала с нами десятки лет и большую часть времени бодрствовала, дожидаясь возможности поговорить с инопланетным баэтаном. Танаран было кем-то вроде жреца и… историка. Если его народ поклонялся Тихим – а это, судя по всему, так и было, – то Валка не могла упустить возможности стать первым человеком, расспросившим сьельсинского нобиля об их религии и богах. Это было ее мечтой – и большой честью.