Революция и флот

Прения длились полтора часа и привели к тому, что офицеры согласились добавить к своей резолюции еще фразу: «…и приказания Центрального Исполнительного Комитета, в согласии с местными организациями и выбранными ими органами».

Во время прений, в присутствии комитета и большого количества команды, конечно, не могло быть и речи о каких-либо переговорах офицеров между собою. На перенесение же этого вопроса опять в кают-компанию не соглашался комитет. Офицерам приходилось решать и действовать самостоятельно.

В результате новую резолюцию, уже с добавлением, не пожелали опять подписать мичманы Кандыба и Кондратьев, а также лейтенант Тизенко, который только что приехал из отпуска и прямо с вокзала попал на собрание; в подписании первой резолюции он не участвовал.

Эти три офицера подали особое заявление: «1. Мы, нижеподписавшиеся, обязуемся беспрекословно подчиняться всем боевым, направленным против внешнего врага России, приказаниям Командующего флотом, назначенного Временным правительством, опирающимся на центрально-демократический орган; 2. Не желая проливать кровь русских граждан, совершенно отказываемся от всякого активного участия во внутренней политике страны; 3. Решительно протестуем против обвинения нас в каких-либо контрреволюционных взглядах и просим нам дать возможность доказать нашу преданность России посылкою нас на Церельский фронт, в самое непосредственное соприкосновение с внешним врагом нашей родины».

Мичман Михайлов, который все это время стоял на вахте, по каким-то соображениям тоже подписал не общеофицерскую резолюцию, а отдельное заявление.

Тогда было созвано общее собрание команды, на котором председатель огласил как общую резолюцию офицеров, так и отдельное заявление. Выслушав их, матросы отнеслись к ним совершенно спокойно, а потому офицеры считали, что вопрос уже исчерпан.

Вечером началась агитация. 4-я рота заявила, что она не желает иметь в своем составе лейтенанта Тизенко и мичмана Кандыбу и требует назначения нового ротного командира. Одновременно команда запретила Тизенко и Кандыбе съезжать на берег.

На следующее утро старший офицер позвал председателя судового комитета матроса-электрика Дючкова, чтобы как-нибудь уладить инцидент. Тот посоветовал переговорить с ротами всем офицерам, подавшим отдельное заявление.

Так и было сделано. Вскоре мичман Кондратьев доложил старшему офицеру, что ему не удалось прийти к какому-либо соглашению с ротой. Остальные три офицера должны были говорить позже.

Около 11 часов 30 минут к командиру корабля капитану 1-го ранга Д.Д. Тыртову пришел Дючков и заявил, что он боится самосуда и считает, что будет лучше, если все четыре офицера будут арестованы и отправлены на берег, в распоряжение революционного комитета. Он добавил еще, что революционный комитет предоставил решить самой команде, удовлетворительна ли такая подписка или нет.

После обеда комитет пригласил к себе старшего офицера; с ним пошел и командир. Придя туда, они увидели там всех этих офицеров. Очевидно было, что шел допрос.

Им задавались чисто провокационные вопросы, например: «Если командующий флотом перейдет на сторону Корнилова, то будете ли Вы исполнять его приказания?» или: «Если Центральный комитет прикажет Вам идти в Петроград, занятый войсками Корнилова, исполните ли Вы такое приказание?» Три офицера лаконично отвечали: «Нет, не исполним», а четвертый, Кондратьев, сказал, что считает подобные вопросы совершенно праздными и, во всяком случае, исполнит только приказания командующего флотом.

Против постановки таких вопросов заявили протест командир, старший офицер и один из членов судового комитета – офицер. Конечно, это не помогло.

Когда опрос был закончен и составлен протокол, то Кандыба и Кондратьев обратились к командиру с просьбой перевести их туда, где можно воевать, а не заниматься только политикой. Слышавший это председатель Дючков сказал, как бы про себя: «Ну, что касается Кондратьева, то это можно».

Судовой комитет решил их окончательно арестовать, но, во избежание самосуда, отправить на берег, в революционный комитет.

Когда для зачтения протокола собралась вся команда, среди нее стали раздаваться голоса, требовавшие немедленного самосуда. Председательствовавший Дючков предложил голосовать. Более умеренные элементы стали возражать, но Дючков, не обращая на них внимания, все-таки поставил на голосование вопрос – «отправлять ли их в революционный комитет или немедленно убить». За второе предложение было всего около 30 человек, а присутствовало – 800.

В это время на корабль приехали два представителя Центробалта, до которого дошел слух о готовящемся самосуде. Они потребовали, чтобы им были выданы офицеры, но судовой комитет отказал, говоря, что нет никакого основания опасаться самосуда и что все равно вечером их отправят в распоряжение революционного комитета. Комитет особенно настаивал на отправлении вечером, так как говорил, что иначе боится эксцессов.