Революtion!

При этом коалиция региональной элиты «Отечество – Вся Россия» во главе с московским мэром Юрием Лужковым, отставным премьером Евгением Примаковым и петербургским губернатором Александром Яковлевым пришла третьей, отстав от пропутинского движения в голосовании по спискам на 10%.

Здесь надо пояснить, что эти парламентские выборы были, вероятно, самыми важными в политической истории постсоветской России. По их результатам становилось понятно, у кого наилучшие шансы победить на президентских выборах, которые должны были проводиться в июне 2000 г. То есть парламентские выборы проходили фактически по сценарию президентских.

И в этой пробной гонке созданное в прямом смысле на ходу, на коленке «Единство» уверенно обошло блок «Отечество – Вся Россия», объединявший немалую часть российских губернаторов. Дерзость одержала политическую, а главное, моральную и психологическую победу над мудростью и опытом. Элита, консолидировавшаяся вокруг Примакова и Лужкова, была сломлена, а рисунок будущих президентских выборов выглядел предопределенным. Это позволило Борису Ельцину досрочно уйти в отставку 31 декабря 1999 г., назначив успешного и становившегося все более популярным премьера своим преемником.

Характерно, что Евгений Примаков даже не предпринял попытки баллотироваться на досрочных президентских выборах в марте 2000 г. Он упустил свой исторический шанс за год до этого.

Из этой истории следует простой и понятный урок – для политической деятельности вообще и для революций в особенности. В ситуации кризиса не бывает завтра. Есть только здесь и сейчас. И если предоставляется хоть малейший шанс, его надо немедленно использовать. Потому что завтрашний день не обязательно принесет улучшение позиций, зато может перечеркнуть все сегодняшние надежды.

Контрреволюция: по стезям Николая I

Утверждение политического режима Владимира Путина обычно связывают с установлением стабильности в России, а сам режим полагают прочным и устойчивым. Причем это точка зрения не только апологетов режима, но и его оппонентов, а также сторонних наблюдателей. По крайней мере, до 2014–2015 гг. она абсолютно преобладала.

Однако сам режим не был так уж уверен в собственной прочности и время от времени поддавался приступам почти параноидального страха.

В этом смысле очень показательна реакция Кремля на «цветные» революции. Особенно остро Москва отреагировала на «оранжевую» революцию на Украине. И понятно почему. Грузия и Киргизия – страны небольшие и не представлявшие первостепенного интереса для России ни в экономическом, ни в геополитическом отношении. Грузия вообще воспринималась как недружественное государство.

Украина же в силу своих масштабов, геополитического положения, историко-культурной близости и экономического потенциала всегда считалась ключевой для России страной постсоветского пространства. Но при этом российский политический класс смотрел на своего западного соседа свысока, а исход украинских выборов 2004 г. полагал предрешенным. И вот – совершенно внезапный для российских и европейских наблюдателей масштабный общественный протест, радикально изменивший политическую ситуацию.

Помимо утери политического влияния на Украину Кремль подсознательно экстраполировал «оранжевую» революцию на российскую ситуацию. Тем более что сразу же после (но не вследствие) украинской революции по России прокатилась волна выступлений пенсионеров, протестовавших против так называемой «монетизации льгот» – перевода ряда натуральных льгот в денежную форму. Эти бунты сломали стереотип о пассивном и не способном к социальному протесту российском населении.

«Цветные» революции оказали значительное влияние на российскую внутреннюю политику. Перечислю только некоторые из самых важных последствий.

Во-первых, для предотвращения социального протеста были значительно увеличены бюджетные расходы на поддержку пенсионеров и бедных слоев общества. Как уже отмечалось в главе книги о причинах революции, бедность не обязательно провоцирует революционные настроения. Очень часто она сохраняет статус-кво, особенно если речь идет о застойной бедности. Люди, поколение за поколением растущие в бедности, принимают подобный порядок вещей как естественный и само собой разумеющийся. Власть, обеспечивающая им прожиточный минимум посредством пенсий, социальных пособий и проч., воспринимается в полном смысле слова как кормилица. А разве на кормилицу поднимешь руку?

В то же самое время для старшего поколения, прошедшего советскую социализацию, характерны высокая явка на выборы (участие в выборах воспринимается как долг) и голосование за власть – любую, какой бы она ни была. Поэтому социальные инвестиции власти в пенсионеров и застойную бедность окупаются важными политическими выгодами: конформистским голосованием и патерналистским поведением.