Ревность

– Можешь не беспокоиться. – Она сложила свой стул и пошла впереди него, едва сдерживая слезы. Шон знала, что он имеет в виду. Это случилось, когда их связь уже прервалась. Она вела себя так, что он почувствовал себя жертвой ее домогательств. Она дорого бы заплатила за то, чтобы этот эпизод не имел места, но что было, то было.

Наступила вторая годовщина смерти Хэзер. Если бы Шон дожила до ста лет, эта дата все равно вызывала бы в ней ощущение нестерпимого ужаса. Мальчики уехали на футбольные сборы и, в довершение несчастья, Дэвид весь день неотступно следовал за ней. Он наперебой предлагал ей различны варианты того, как они вместе проведут этот треклятый день. Видимо, он нервничал. Пытался снискать ее расположение. Как нашкодивший ребенок, который при помощи искусных маневров надеется вымолить прощение, так и не сознавшись в своем проступке.

Стояла невыносимо жаркая и сухая погода. Каждый вдох обжигал горло. Она провела ночь, причесывая собак и борясь с собой, чтобы не позвонить мальчикам в лагерь. Дэвид готовил на ужин цыпленка, надев фартук, который Ивен и Робин подарили ему на день рождения месяц назад. На красном фартуке синими буквами было вышито имя Дэвида. А что подарила ему на этот день рождения она? Билеты на «Травиату» в Лос-Анджелесе и заказанный столик в каком-то ресторане. Достойный, но безличный подарок, такой же, как и открытка, которую она выбрала для него. Так повелось, что она покупала Дэвиду открытку к каждому дню рождения, что-нибудь глубоко сентиментальное, преимущественно с цветами. Обычно она надписывала открытку: несколько слов о том, как она его любит и ценит. Мальчики балдели, когда Дэвид вслух, «с выражением» читал эту надпись за обеденным столом. На этот раз она купила ему юмористическую открытку, такую она могла послать и своей секретарше.

Когда цыпленок был готов, Шон принялась лихорадочно изыскивать способ избежать совместного ужина. Не потому, что у нее имелись другие планы. И уж конечно, она не думала об Ивене, по крайней мере на сознательном уровне. Ивен проводил выходные с Робин, которая была на восьмом месяце и неважно себя чувствовала. Просто она не могла выдержать еще четыре или пять часов наедине с Дэвидом. Она направилась к выходу. – Я забыла сказать тебе. У меня вечером деловая встреча.

Он вскинул голову. С вертела, на котором зажаривался цыпленок, жир закапал на пол.

– Сегодня вечером? В воскресенье?

Он не верил ей. В его голосе звучал сарказм. Весь год она измышляла десятки деловых встреч, чтобы проводить время с Ивеном, и Дэвид послушно проглатывал все ее отговорки. Теперь, когда она не имела ни малейшего понятия о том, что будет делать дальше, Дэвид отказывался глотать ее наживку. – Мы должны утвердить смету на сентябрь, – объяснила она. Почему Шон не сказала ему правду: она просто хочет побыть одна? Ложь сама собой срывалась с языка.

Дэвид засунул цыпленка в духовку.

– Можно я пойду с тобой? Я не думал, что сегодня вечером останусь один. – В его голосе звучала робкая мольба, и на секунду ей стало его безумно жалко.

Она дотронулась до его плеча.

– Тебе там будет скучно.

Шон поехала в бар. Она практически не пила, но куда еще могла она поехать? В собственном офисе ей будет неуютно. Здесь она будет, по крайней мере, не одна и затеряется в толпе, сидя в прохладном темном углу бара. Но там собралась солидная вечерняя публика, и ей не на чем было сосредоточить внимание, кроме спиртного. К девяти часам, когда она встала, чтобы уйти, то почувствовала, что пьяна, так пьяна, как никогда в жизни. У двери какой-то мужчина взял ее за руку.

– Мадам?

Она повернулась, чтобы посмотреть на него. Над костюмом-тройкой вырисовывалось лицо койота.

– Да? – ответила она.

– Вы сами ведете машину?

«Да, – подумала она, кивая, – я веду машину как сумасшедшая». Она громко рассмеялась.

– Позвольте мне вызвать для вас такси.

Ее щеки пылали. Он думает, что она слишком пьяна, чтобы вести машину. Шон оглянулась. Посетители бара смотрели на нее. Она опустила голову.

– Я позвоню своему мужу, – тихо пробормотала она.

Койот подвел ее к телефону и оставил одну. Она набрала номер Ивена и обрадовалась, когда он подошел к телефону. Шон не знала, что бы она стала делать, если бы трубку сняла Робин.

Она объяснила Ивену ситуацию, собственный голос эхом отдавался у нее в голове. От этого болели уши, и она, уже шепотом, сообщила Ивену, где находится.

– Не садись за руль, Я сейчас приеду.

Тут она позвонила мальчикам в спортивный лагерь. Близнецы уже легли спать. Воспитатель сказал ей, что они не могут подойти к телефону.

– Они живы?

Воспитатель ответил после минутного замешательства.

– Да, миссис Райдер. С ними все в порядке. Шон повесила трубку. Боже, она надеялась, что не произвела впечатления алкоголички. Утром в лагере о ней наверняка распространятся черт знает какие слухи. Она боялась, что это как-нибудь затронет ее мальчиков.