Ревизор: возвращение в СССР 9

— Это не сплетни, — Диана начала рыдать, — я знаю, что она прислуживала хозяевам на квартире, где жила. Они мне сами предлагали на них работать, когда я к ним жить попросилась. Я по нормальному пришла, по-человечески, хотела с ними познакомиться как следует, а потом и подружиться. А они…

— Нормально, значит! Ты приперлась к незнакомым людям и попросилась жить к ним в квартиру?! — Маринка изумленно уставилась на Диану, а потом начала хохотать. — Да ты еще большая дура, чем я думала. Это же надо додуматься до такого!

— С нами, холопками, в общаге, прынцессе не живется значит, — презрительно хмыкнула Верка, — не царское это дело. Обзавидовалась и халявы захотела. Решила, что ножкой топнешь и тебе все на блюдечке преподнесут.

— Ничего я такого не хотела. Просто почему все хорошее ей? Чем я хуже? Это несправедливо! — Диана рыдала в голос, не зная, как все объяснить соседкам и достучаться до них.

Вера с Мариной переглянулись, после чего Вера вздохнула, пожала плечами и сказала:

— Вот что, соседка! Мы уже объясняли тебе, но не доходит, видимо. Поэтому скажу тебе один последний раз. Будешь так себя вести, останешься одна. Кто захочет общаться с подлой и завистливой дурой, которая добра не помнит и гадости делает! Мы уже навели справки — Галия, пока с тобой жила, и обстирывала тебя, и жрать тебе всякую вкусноту готовила. А вот тебя что-то на кухне со сковородкой никто припомнить не может, как и сейчас, впрочем. И как ты ей отплатила? Вареньем на одежде и воровством? Одумайся, дура, пока не поздно! А то никто тебе руки не подаст, все плеваться будут.

— Что посеешь, то пожнешь! — добавила Маринка, после чего обе соседки отвернулись от Дианы и занялись своими делами.

* * *

Успел картошечки нажарить, мелко нарубленной, да с маслицем, пока Галия пришла. Восхитительно на вкус, ужасно с точки зрения канцерогенов, но я довольно хмыкнул, когда об этом подумал. Шестнадцать лет, можно жрать все вредное и вкусное, как не в себя, и ничего мне с того не будет, молодой организм все переработает. После пятидесяти я такое себе уже не позволял, хотя и хотелось иногда… И все равно, зараза, не помогло, что обидно — иначе что бы я здесь сейчас делал? Вот теперь уже и не обидно, правда — хотя все голову ломаю — кто же мне так и за что второй шанс дал? Жил жизнью праведной, зла не делал? Да нет, как все, случалось, и ошибался, и глупости всякие делал, особенно по молодости. Родителям грубил, друзей обижал. Не святой, так точно, чтобы вот так вот меня показательно на второй круг запускать… Но и не дьявол, чтобы дать возможность содеянное зло исправить… Не так много того и зла было, собственно. Не убивал, не воровал, не насиловал… А жена так вообще оказалась в полном шоколаде, когда меня бросила. Новенький лексус… квартиру поделили…

Галия постучала, ее стук, три удара подряд, я уже навскидку узнаю. И дробный стук каблучков на площадке перед дверью, после того, как лифт открывается, тоже я уже наизусть выучил. Дерматином пока дверь не стали обивать, не понравились мне те цвета, что рабочие предлагали. Мрак и уныние, а не оттенки, такого кошмара я на своей двери видеть не хочу. Лучше сам обобью, и бесплатно, когда разживусь подходящим по цвету материалом.

Галия — чистая книга для меня, никаких эмоций скрывать не умеет. Да и мой житейский опыт сказывается. А тут не только взгляд погасший, но и глаза припухшие. Да она плакала!

— Так, — сказал я зловеще, — говори, кто тебя обидел?

А руки сами в кулаки сжались.

И тут Галия снова заплакала, даже зарыдала, как ножом мне по сердцу.

— Рафаэль… и я думаю, что Диана тоже, она такая счастливая сидела в первом ряду…

— Что за первый ряд? — настороженно спросил я.

— Стенгазету сделали против меня и комсомольское собрание… что я жадная, а ты слишком молодой…. И что я якобы служанкой работала у Машиной бабушки…

Ну все! Я понял, что явно прежние методы не сработали. Что этот Рафаэль, видимо, из тех, до которых только при ударе кулаком что-то доходит. Что я, раньше, на таких баранов в жизни не наталкивался? Бывало…

— Но ничего не надо делать! — проплакавшись, Галия испугалась, взглянув на меня, и даже принялась разжимать мои кулаки, — Ольга Юрьевна за меня вступилась, и доцент Карапетян, дядя Рафаэля. Они очень на него ругались, и на комсорга, а Ашот Илоевич сказал завтра прийти к девяти утра на кафедру, Рафаэль там извиняться будет. И Тарас тоже, твой отец придет, перед ним, сказал, Рафаэль тоже извиняться будет. А стенгазету со стены сорвали тоже.

— Вот же зараза, — сказал я, — ладно, ты успокоилась?

— Ага! — сказала жена.

— Иди, поешь картошечки, пока она не остыла… — велел я, направляясь к двери.

— А ты куда? — испугалась Галия, — пожалуйста, не делай глупостей! Все уже хорошо!

— Не боись, скоро вернусь, только отцу позвоню!

Ну да, сейчас ехать морду бить — не вариант. Рафаэль будет в окружении семьи, слишком много свидетелей. К счастью, я теперь точно знаю, где его завтра можно будет найти. Девять утра, говорите…

А пока что я дошел до телефона и набрал отца.