Для работы нам предоставили пару десятков потрясающих импортных персональных компьютеров, разработанных для военных морских судов для эксплуатации в условиях сильной качки. Где и как их достали, осталось за кадром. Но это было характерно для девяностых, тогда в армии и флоте прапорщики лихо все распродавали со складов.
Мы с энтузиазмом взялись за работу. Проводили обследование цехов на предмет определения маршрута сырья по производству и его учётных характеристик. Прикидывали с начальниками цехов кто и где у них будет вносить в базы информацию по движению сырья.
Сначала внедряли учёт на сырейно-красильном производстве, где сырье выделывали и красили. Потом в наборке, где шкурки сортировались по сортам и группировались в наборы по цвету. Потом на скорняжно-пошивочном производстве.
На ходу мы дописывали программу, заполняли справочники мехового сырья по видам меха, цвету, сорту, части шкур.
Провели своими силами обучение персонала.
Сначала лекции сотрудникам, впервые в жизни увидевшим персональный компьютер, попытался читать один из наших программистов, но его сразу освистали за слишком подробное описание технических и программных процессов в компьютере.
— Ури, Ури! — кричали с хохотом наши бабы. — Где у него кнопка?!
Пришлось мне адаптировать курс под реалии нашего контингента. Я прочёл его лично не менее пяти раз, пока мы внедряли систему учёта по цехам и отделам.
А потом началось самое интересное.
Никак не удавалось состыковать переходящие остатки между подразделениями.
В сырейно-красильное поступали шкурки высшего и первого сорта. Пройдя через выделку и покраску выходили уже второго сорта. В наборке спинки и хвосты становились третьесортными или превращались в животики и лапки.
Каждое производство находилось в отдельном здании. Интернетом мы ещё тогда не пользовались и носили информацию по цехам и подразделениям на трёхдюймовых дискетах.
Доходило до того, что над нами смеялись: теряете меха по дороге, из дискет высыпаются.
Программисты в эту историю не вникали, они написали код, а его внедрением должен был заниматься я.
Сначала я думал, что все эти масштабные пересортицы результат слабой компьютерной грамотности мастеров, которым вменили работу на компьютере.
Я долго втихую пытался отследить, происходит ли то же самое с партиями давальческого сырья. Заказчики привозили нам свои невыделанные шкурки. Иногда заказывали готовые изделия из них. А иногда ограничивались только выделкой и покраской.
Так вот, усушки-утруски давальческого сырья не происходило. Что наводило на мысль о чьей-то продуманной и очень аккуратной диверсионной деятельности. Смущало только то, что она просматривалась на каждом участке без исключений.
Однажды я разговорился с сантехником из паросилового хозяйства.
— Не вздумай туда лезть. — посоветовал он мне. — Эта мафия похлеще сицилийской. Почувствуют, что ты у них на хвосте, запросто убьют. Ты не представляешь, как тут воруют. Я однажды в коллекторе наткнулся на целый мешок шкур, кто-то подготовил на вынос. Я бежал оттуда со всех ног. Не дай Бог меня кто-то рядом с этим мешком увидел бы.
— Испугался, что тебе припишут? — предположил я.
— Испугался, что тот, кто там мешок оставил, узнает, что я его видел.
Он многозначительно замолчал.
Проанализировав первые результаты автоматизации учёта и прикинув приблизительный масштаб хищений на фабрике, я быстренько уволился и пошёл бухгалтером к нашим же арендаторам. А что? Тепло, сухо и мухи не кусают.
И сейчас, после слов Васи о том, что он не хочет дожидаться удобного случая, чтобы обследовать бомбоубежище, мне сразу вспомнился тот сантехник из девяностых, который боялся не того, что его рядом с похищенными шкурками застанут. А того, что похитители узнают о том, что он их, вообще, видел…
Вася ещё молод, зелен и глуп. Рвётся поймать расхитителей. Может, чувство справедливости у него обострённое, может, карьеру рассчитывает на этом деле сделать. Но, на мой взгляд, в любом случае, спешить не стоит, слишком большой риск.
И как его в этом убедить?
— Ты много видел расхитителей? — начал я издалека.
— Ну, видел…
— Как по-твоему, Цушко мог бы, в случае опасности, убить человека, чтобы следы замести?
— Не, кишка тонка.
— А те, кто за ним стояли?
— Не знаю… Не случился бы у него инфаркт, спросили бы.
— Может, потому и случился, что он их боялся?
— Может… К чему ты? — Вася с вызовом посмотрел на меня. — Хочешь показать мне, с кем мы дело имеем? Так я знаю.
— Вась, поверь, успех не любит героев, очертя голову кидающихся на амбразуру. — сделал я последнюю попытку его предостеречь. — Успех любит холодный расчёт и терпение. У кого, по-твоему, больше шансов стать полковником милиции, у парня, который каждый раз, с риском для жизни с наскока разматывает дело, рассчитывая на авось, или у того, кто не спеша, обстоятельно и кропотливо собирает доказательства без риска для жизни?
— Не ссы! Бродяга! — шлёпнул он меня по плечу и направился, не оглядываясь, в цех, показывая тем самым, что разговор окончен.