Шел к себе и думал. Пожалуй, если в Косте я еще сомневаюсь, что ему такое по плечу, то Женька точно этого ребенка, если получится его взять, не бросит. Ее фанатизм, конечно, может приобретать невероятные формы, что есть, то есть, но мамочка из нее получится первостатейная. Ребенок будет за ней, как за каменной стеной. Что свой, что приемный. Тяжело с ней, конечно, но одно верно — такие люди не предают своих… Вот в этом Костяну повезло с ней. Сам если не будет глупостей делать, не будет у него ни измены со стороны жены, ни требований развода, если карьера вдруг не заладится. Она будет с ним до самой смерти жить и во дворце, и в хижине, если придется. Сошлют в Сибирь, поедет и туда за ним. За одно это многие мужики готовы своим женам простить что угодно.
В понедельник с самого утра поехал на Лубянку. Румянцев встретил меня с благостной улыбкой, и, проводив к себе в кабинет, сел за стол, сложив руки перед собой, как школьник.
— Ну, нормально всё с твоим менестрелем, — доверительно сообщил он. — Готовы его отпустить, но с условием.
— Каким? — напрягся я.
— Чтобы он больше в наше поле зрения никогда не попадал.
— Сделаю всё, что смогу, — искренне приложил я руку к груди. — Но будем честны — не верю я, что вы за ним следить совсем перестанете. Раз уж к вам на карандаш один раз попал… Так что, если начнет вдруг чудить, — просьба меня предупредить, чтобы я мог вовремя вмешаться.
Румянцев усмехнулся. Развел руками, словно не желает спорить, и сказал:
— Значит, так. Нужно ходатайство с работы с хорошей характеристикой. А ещё лучше, если его там на поруки возьмут.
— Да он грузчиком в магазине работает, два через два. Они не захотят, наверное…
— Не важно. Надави на них, мол, чем занимался ваш профком? Куда смотрел ваш партком? И не торопись…
— В смысле?
— Не надо его слишком быстро забирать. Пусть посидит, подумает, хоть дней пять… Сговорчивее будет. Тебе же легче его будет убедить потом завязать со своими саркастическими куплетами.
— И то верно, — кивнул я. — А можно его в одиночке держать? Чтоб он лишнего у вас тут не набрался, идей каких-нибудь дурацких от другого такого же арестанта… В стрессовой ситуации критичность мышления снижается. Наслушается новых аксиом в духе «Радио Америки», а мне потом выбивай их из его воспаленного мозга…
— «Голоса Америки» — поправил меня майор.
— Слушал бы, знал бы точное название, — с сарказмом посмотрел я на него.
Намек он понял, и мы оба рассмеялись…
— Одиночка, говоришь? Да что ты думаешь, тут полные подвалы таких рифмоплетов сидят? — усмехнулся майор. — Он и так один в камере.
— Спасибо, Олег Петрович, — от всей души поблагодарил я.
Пусть думает, что я тут целую операцию по освобождению этого менестреля провел, — думал майор, провожая Ивлева на выход. — И совсем ему необязательно знать, что его и так отпустили бы со дня на день. При одном маленьком условии — если бы сексотом стал. А он стал бы, никуда бы не делся. Потому и сунули сразу в камеру, чтоб он на всё согласный был. А нафига нам еще один сексот, у нас их и так миллионы? Кропал бы потом свои унылые записки, что они на кухне под водку обсуждали, и что тот или иной его друг неправильные анекдоты на работе рассказывал… Столько всякой ерунды, что от настоящей работы отвлекает.
Но теперь его сексотом делать нельзя. Пашка ему сумеет под шкуру влезть, и точно расколет. Хорошо у него с психологией, с ним прямо хочется тайнами делиться. Ивлев, узнав, точно обидится на КГБ… Что это тогда за услуга, если ему своего же выдали? Нет, выгоднее его как взяли, таким и вернуть. Пусть сам с ним возиться.
— Но почему, Всеволод Сергеевич? — расстроенно спросил Иван Николаев начальника городской милиции Рыкова.
— Это серьёзное обвинение и не какого-нибудь постового! И с чем я должен его выдвигать? Николаев! Ну, разве показания бывшего зэка против руководства колонии заслуживают доверия? Тем более, ты сам говоришь, что Ширшиков не скажет ничего под протокол. Да даже если и скажет! Как ты себе это представляешь? Приеду я в область и скажу — вы знаете, похоже у нас руководство шестой колонии организовало эти кражи. А у меня спросят, а какие у вас есть основания обвинять в таком уважаемых людей? А у меня и оснований-то никаких нет!
— Так и не надо, Всеволод Сергеевич! — убеждал начальника Иван. — Мы сами проверим и, если найдём нычку Водолаза с похищенным на этих кражах, то нам никаких оснований больше и не надо будет.
— Николаев. Во-первых, как ты собираешься искать? И во-вторых, где? Может, тебе на весь город постановление на обыск выписать?
— Это другой вопрос, тут надо подумать… У себя дома он, конечно, не станет прятать награбленное, — сразу задумался Иван.
— Николаев, не дури мне голову. Перетрясти полгорода, потому что какому-то зэку показалось, что он сидельца видел? Тебе заняться больше нечем? Иди работай.