Ревизор: возвращение в СССР 2

Да, пообедать не мешало бы.

Эмма была уже одета, только куртка и шапка остались.

— Готова? — спросил я её, врываясь в хату.

— Вроде да, — ответила она, возбуждённо теребя край свитера.

— Пообедала?

— Не хочется что-то.

— Надо. Садись, ешь, — скомандовал я и пошёл переодеваться.

Когда мыл руки, заметил, что в ведре воды опять нет.

Бабушка поставила нам тарелки с куриным супом и миску со вчерашней жареной ледяной. Я был голоден и сожрал и суп, и рыбу. Эмма только поковырялась в супе немного. Ну, хоть так. Что-то она волнуется.

Я схватил пустое ведро и побежал на колонку. Пока наливал воду, Славка вышел на улицу.

Мы так и пришли обратно вдвоём. Он рюкзак свой в сенях оставил, разулся и вошёл за мной в хату. Я поставил ведро на место и поспешил проверить ещё раз, всё ли взял.

— Проверь, как Эмма собралась! — крикнул я другу, укладывая свой рюкзак в комнате бабули так, чтобы на спину ничего твёрдого не давило.

Наконец, я вышел в кухню со своим рюкзаком. Ничего лишнего, но выглядел он впечатляюще. Бабушка молча подала мне мешочек с баранками. Я, мысленно чертыхнувшись, начал опять развязывать рюкзак, чтобы спрятать их.

Славка как раз закончил перекладывать рюкзак Эммы. Вытащил у неё её спальник и вышел с ним в сени.

Я надел свой рюкзак, постоял с ним посреди кухни, попрыгал, примеряясь.

Бабуля сидела в растерянности на стуле, теребя фартук. Я ей посочувствовал, сам был в этой шкуре. Отпускать на два дня ребенка, которого по инерции считаешь недотепой, неспособным без тебя и шагу сделать, не так и просто. А уж такого, который совсем недавно с моста сиганул, так уж и вообще тяжело. Мало ли, внучок за старое возьмется! Но молодец, что не стала препятствий создавать моему участию в походе. Я вот совсем не уверен, что в такой ситуации внука отпустил бы в поход. Хотя и времена сейчас такие, что на все проще смотрят. Немудрено, люди, которые войну пережили, ко многим вещам иначе относятся. Хотя я вот могу гордиться, что девяностые пережил, и сравнительно неплохо. А были у меня сверстники, что выживали, собирая бутылки по свалкам. И были те, что и не выжили.

Тут из своей комнаты вышла заспанная мама, детей, видимо, после обеда уложила и сама уснула.

— Уже собрались? — зевая, спросила она, подошла к умывальнику, умылась. Осмотрела меня и мой рюкзак. — Удачи тебе, сынок.

Она обняла меня и чмокнула в щёку. Подошла бабушка, тоже обняла. Объятия затянулись. У мамы на глазах выступили слезы. Бабка держалась лучше, но у нее руки ощутимо дрожали.

— Дамы! — смутился я. — Ну вы что меня как на войну провожаете. Завтра буду дома. Всё! Не раскисайте.

* * *

Как же Пашка на отца становится похож, думала Аполлинария.

Такой же независимый, такой же упрямый. Если уж что решил, то уже не вырубишь топором.

Отец его, вот так же, ушёл однажды и больше не вернулся. У Поли слёзы навернулись на глаза.

— Всё будет хорошо, — сказала мать то ли Поле, то ли сама себе. — Он уже большой.

— Так страшно! — пожаловалась матери Поля. — Тебе не страшно?

— Страшно мне было, — вспомнила Эльвира, — когда Ровковичи оккупировали, а я на фронте. И полгода не знала, что с тобой и бабушкой, пока она не написала из Удмуртии, что вы эвакуировались.

— Дианка Полянская с ним пошла, вот что меня смущает, — поджала губы Поля, — они там в палатках, в лесу будут. Как бы он чего с ней не учудил. Он же не знает, что она его сводная сестра.

— Если смущает, так почему ты мне запретила ему рассказать об этом? — нервно сказала Эльвира. — Я понимаю, что ты до сих пор на его отца обижаешься, трудно простить такое. Но дети тут причем? Вот будет у него что-то с Дианой на самом деле — вот тогда начнешь руки заламывать, жалеть, что не рассказала? Да поздно будет. Он же в нее явно влюблен!

Тут взгляд её упал на школьные котелки, что Пашка притащил перед походом.

* * *

Мы с Эммой вышли в сени. Я надел поношенную коричневую куртку с чужого плеча, приготовленную для меня бабулей. Она была мне широковата, как и бушлат. Чья это одежда, интересно. Батина что ли?

Славка уже вышел на улицу.

— Вино, — одними губами напомнил он мне, заглядывая в приоткрытую дверь.

— Помню, помню, — ответил я, надел ушанку и выволок свой рюкзак на улицу.

Поставив его на крыльце, метнулся в сарай и начал шарить в дровах. Какую бутылку взять? Чёрный доктор? Слишком хорошее, малолетки не оценят. Может, Мускат взять? Или, вот, Чиченингушвино. Понятия не имею, что это такое, вот его и возьму. Положусь на вкус заведующего базой — не стал бы он у себя в баре какую-то ерунду держать. Значит, пить точно можно будет.

С бутылкой в руках я бегом побежал к крыльцу. Неохота было расшнуровывать опять рюкзак, я хотел было отдать бутылку Славке, но увидев на его спине уже увязанную навороченную конструкцию из рюкзака и двух спальников, понял, что придётся мне опять расшнуровывать свой рюкзак. Что-то много лишних движений сегодня делаю, растерялся совсем.

Наконец, мы с Эммой надели рюкзаки. Славка плотно опекал девушку и помог ей. Ну и чёрт с ними, баба с возу, кобыле легче. Сам виноват, теперь если что, эта девчонка — его проблема.