— Украинцам, — сказал он, сердито взглянув на Пятакова, — тоже присущи… чувства и убеждения интернационализма. И ты, Пятаков, глубоко ошибаешься: украинцам, возможно, труднее всeго… разобраться в… украинской путанице, как ты говоришь. Ибо и в самом деле все это не так просто: нам, украинцам, необходимо бороться одновременно и за социальное, и за национальное освобождение, а на наших национальных чувствах пытаются играть… контрреволюция и… и некоторое неумные революционеры, если хочешь знать, тоже…
— Что ты хочешь этим сказать? — вскипел Пятаков. — На что ты намекаешь? — Пятаков разъярился. — Ты еще молод бросать такие слова в адрес старых революционеров и… и…
Ливер слегка побледнел, но ответил спокойно:
— Юрий Леонидович! Кажется, нас с вами одновременно разыскивали жандармы, когда в пятнадцатом году произошел очередной разгром киевского подполья…
— Ты тогда был еще сосунком! Сосунок ты и теперь!
— Георгий был тогда агентом «Правды»! — возмутился студент Довнар–Запольский, ровесник Ливера, хотя и более молодой член партии и без такой партийной биографии, как у Георгия Ливера: большевик с шестнадцати лет, распространитель большевистской газеты «Правда», руководитель одного из разгромленных киевских большевистских подполий, царский каторжник, — даром, что после исключения за революционную деятельность из анапской гимназии на Северном Кавказе был лишь учеником второго класса Киевского землемерного училища. — Георгий тоже старый революционер! И имеет право…
Но Пятаков уже вошел в раж:
— И не имеешь ты никакого права говорить от имени украинцев! Ибо ты никакой не украинец: твой отец — грек!
Ливер побледнел еще сильнее, однако улыбнулся:
— Какое это имеет значение? Особенно — для интернационалистов? — Он улыбнулся шире, с едкой иронией. — Я думаю, что когда украинки от Анапы до Владикавказа выходят замуж за греков, кабардинцев, осетинов или русских, то это должно лишь радовать тех интернационалистов, которые понимают интернационализм как… стирание национальных признаков…
— Ливер! — взвизгнул Пятаков, стукнув кулаком по столу. — Твои намеки…
Тут уже не выдержала Бош и тоже повысила голос, вставая с места:
— Товарищи! Как вам не стыдно! Юрий, опомнись! Георгий! Я прошу тебя.
Но Георгий Ливер уже овладел собой — он был вспыльчивым, но обладал твердым, рассудительным характером. Он закончил совершенно спокойно, однако решительно:
— Нужно немедленно созвать конференцию, чтобы покончить с этим вопросом раз и навсегда, ибо этот вопрос только вносит путаницу во всю нашу работу и тормозит ее. Необходима городская конференция большевиков.
— Не городская, — поправил Довнар–Запольский, — а областная. В Киеве нас только восемьсот, а по области две тысячи.
— Вы забыли, — сердито буркнул Пятаков, — что областная конференция состоялась всего лишь на прошлой неделе. Мы не можем созывать конференции еженедельно! Вы же сами упрекаете, — едко бросил он в сторону Иванова, — что у нас слишком много заседаний, совещаний и конференций, а дела… дела…
— Верно, — сказала Бош, — конференция большевиков Юго–западного края состоялась только на прошлой неделе и уже сказала свое слово: не идти ни на какие компромиссы с буржуазной Центральной радой.
Пятаков готов был снова вспылить, но все–таки сдержал себя:
— Итак, я закрываю наше совещание. Мы только зря тратим время, а в городе в этот момент происходят важные события. Двадцать тысяч киевских пролетариев уже бастуют — об этом только что сообщил Смирнов, но ведь тридцать тысяч еще не забастовали, и наша задача — идти на заводы и поднимать массы!
— Но, — заговорила Бош, — ты, Юрий, считаешь ведь забастовку преждевременной и принципиально неверной…
— Евгения! — снова вспыхнул Пятаков. — Я призываю тебя к порядку! Ты не у себя, в областном комитете, где строишь козни против меня, а на совещании руководителей районных комитетов при городском комитете, где председательствую я! Я не позволю провоцировать меня!
Все смущенно опустили глаза, и Пятаков почувствовал, что так кричать недостойно. Стараясь говорить спокойно, он закончил:
— Ты имеешь в виду мою персональную позицию, но я дисциплинированный член партии, построенной на принципах демократического централизма, и всегда подчиняюсь решениям большинства…
— Подчиняться — мало, — буркнул Иванов, — нужно стоять на позициях партии, членом которой ты являешься…
— Ты что–то сказал, Иванов?
Иванов пожал плечами и молчал.
— Итак, я закрываю совещание. Вам, руководителям районных организаций надлежит немедленно обеспечить выполнение постановления комитета об организации забастовки.
Он взял свою шляпу и надел ее. Хотя расходиться нужно было всем остальным, а ему — оставаться здесь.
Все поднялись, надвинули кепки и картузы и направились к выходу из комнаты номер девять.
Только Евгения Бош продолжала сидеть на своем месте.
4