Реверс

Похоже. Очень похоже. И в Габахе ведь сам воздух был пропитан дымом милитаризма.

Подозрение превратилось в уверенность, когда мимо величаво проплыл тяжелый состав, влекомый двумя паровозами. Рельсы гнулись под ним, шпалы проседали на полпяди. На платформах мрачно высились некие чудища, укрытые брезентом. У каждого чудища спереди торчало нечто вроде оглобли.

То ли догадка мелькнула, то ли воспоминание: танки! Впрочем, нет, у этих чудищ отсутствовала вращающаяся башня. Значит, самоходки. Не панцеркампфваген, а штурмгешютц. Слова сами прыгнули на ум. Множественное число: штурмгешютце. Откуда, из каких закоулков серого вещества то и дело вылезают не добитые Гомеостатом обрывки памяти?

Быть может, со временем удастся вспомнить все?

Себя прежнего вспомнить. И сказать себе со вздохом: ну здравствуй, дружок, вот ты какой… Каким образом, дурашка, ты попал в Гомеостат? А главное, что ты в нем забыл?..

Неужели жизнь допекла? Неужели ты перестал понимать, для чего живешь и к чему хочешь прийти?

Кто-то, решившись на необратимое, с зажмуренными глазами шагает из окна. Кто-то шагает в Гомеостат. Трудно понять, что лучше, а что хуже, что радикально, а что щадяще. Жизнь в Гомеостате чем-то сродни купированию собачьего хвоста не сразу, а постепенно, мелкими кусочками.

Только серьезнее. Человеческая личность все-таки не хвост.

Цурх встретил Макса слитным ревом заводских гудков. Сам воздух, казалось, выл, как ошпаренный. Колоссальных доменных печей здесь не наблюдалось, хотя заводов было предостаточно. Серой скотинкой стекались к ним рабочие, дожевывая на ходу бутерброды. Пыхтя и беспрерывно сигналя, прокатил по мостовой большой паровой грузовик с прессованной металлической стружкой в кузове.

Здесь пахло не деревом, как в Оннели, не шлаком и маслом, как в Габахе, – здесь пахло металлом. Первому же встречному рабочему Макс показал выданное господином Филиахом направление – и получил разъяснение на языке жестов: идти туда-то, там-то свернуть налево, а потом направо… Пришлось спрашивать дорогу еще трижды, прежде чем Макс добрался до указанного в направлении места.

Черт знает, что это была за контора. Небольшой чистенький дом с непонятной вывеской. То ли бюро по трудо устройству полезных иностранцев, то ли полицейская мышеловка. Несмотря на раннее утро, контора была уже открыта.

А внутри – очередь к каждому кабинету.

Значит, не мышеловка, рассудил Макс. Заставлять потенциальных клиентов скучать в длинных очередях – это даже для полиции чересчур.

На оннельском языке никто не говорил. Еще бы: в отличие от пограничного Габаха никакой нормальный человек в центре страны не интересовался такой мелкой географической подробностью, как Оннели. Макс совал свое направление под нос одному, другому, третьему – и всякий раз получал в ответ разные указания. Тогда он выбрал очередь покороче и пристроился ей в хвост.

Прошло два часа.

Затем еще час.

Очередь стала гораздо длиннее. Двигалась она медленно, и теперь Макс находился в ее середине.

Сколько же, однако, людей желает работать в Сургане!

Они были самыми разными: светлокожими и желтолицыми, широконосыми, остроносыми и вислоносыми, низенькими смуглыми живчиками и рыжеволосыми гигантами. Люди разных стран, разных рас. Видать, несладко им жилось на родной стороне, коли подались на заработки в страну, где от фабричного дыма не видно неба!

Пусть люди разные, но бюрократия везде одинакова. Когда порядком уставший Макс дождался своей очереди, выяснилось, что он стоял не в тот кабинет. Более того, никто не захотел или не смог объяснить ему, где, собственно, находится нужная ему очередь. Вконец обозлившись, Макс начал говорить разные слова – на диалекте Гомеостата и по-оннельски. Он даже употребил несколько сурганских слов, подслушанных им в дороге и интерпретированных как ругательства.

– Господин Макс Штейнгарт? – прозвучал скрипучий голос как раз в тот момент, когда Макса уже всерьез намеревались выставить из кабинета силой.

Сказано было на хорошем оннельском.

– Ну, я, – буркнул Макс.

– Если вас не затруднит, пройдемте со мной. Я избавлю вас от неудобств повторного ожидания.

Утопающий хватается за соломинку – и уж подавно схватится за подходящего человека, коли тот подвернется. Макс сразу воспрянул духом, но для порядка проворчал:

– Эти ваши формальности…

– Ну что вы! Это просто плохая организация работы. Уверяю, это временное явление. Формальности нам еще предстоят, но, смею заверить, они не займут много времени. Прошу!

Пришлось выйти в общий зал, где в очередях к разным кабинетам мыкались люди, и пройти по коридору в маленький кабинет без вывески. Очереди к нему не было.

А в кабинете пришлось повторить заново всю историю – от жизни и службы в Гомеостате до прибытия в Сурган. О бегстве из тюрьмы в Тупсе и вынужденном убийстве полицейского надзирателя Макс умолчал.

Странное дело: ему показалось, что чиновник знакомится с его злоключениями уже повторно.

– Итак, вы пробыли в мире, называемом «Гомеостат», около трех лет?