Реверс

Может, поселившиеся в Центруме инопланетные гоминоиды не отличались ни силой, ни умом, ни сообразительностью, однако в настойчивости им нельзя было отказать.

— В холодильнике посмотри.

— Еда, — продолжал настаивать мартыш.

— Они не понимают глаголов, — отозвалась Ева. — Говори с ними только существительными. Холодильник. Холодильник, понял?

— Еда.

— Ладно, сама погляжу, что там есть, раз ты такой глупый.

— Я погляжу, — сказал Сергей.

В холодильнике обнаружился кусок ветчины, стопка перетянутых резинкой пакетиков супов «Горячая кружка», два литровых пакета клюквенного морса и небольшая гроздь бананов, а в морозильном отделении — обледенелая рыбья тушка и одинокая сарделька, обросшая инеем, как шерстью. Сергей достал бананы.

— Хочешь?

— Говорю тебе, балда, он не понимает глаголов, — сказала Ева.

— Банан, — сказал Сергей. — Еда.

— Банан, — с энтузиазмом повторил мартыш. — Еда.

— Держи.

Мохнатая лапка проворно схватила угощение. По-видимому, этот мартыш хорошо знал, что такое банан. В два счета шкурка была снята. Откусив от банана кусочек, зверек выразил на мордочке полное блаженство.

Через минуту банана не стало. Шкурку зверек деликатно бросил в угол.

— Неряха, — укорил его Сергей. — Еще хочешь? Не понимаешь? Еще банан, а?

— Банан, — немедленно согласился мартыш.

— Ну, на еще. Не жалко.

— Мефодий! — донесся из глубины дома голос Алены.

Мартыш вздрогнул. Искали определенно его. Мохнатая лапка, готовая схватить банан, отдернулась. Мартыш оглянулся на дверь, помедлил в нерешительности — и, сцапав-таки лакомство, ускакал в дверь на трех лапах, банан в четвертой. Хвост — трубой, как у кота или лемура. Опять послышался приглушенный голос Алены: «Мефодий, ну где ты?»

Прошло от силы полминуты, и мартыш по имени Мефодий появился вновь — облизываясь и с довольной мордочкой. Уже без банана и банановой шкурки.

Зато с чем-то зажатым в мохнатом кулачке. Быстробыстро выложил на пол с дюжину мелких камешков и унесся прыжками на зов Алены.

Сергей обернулся к Еве. Та только пожала плечами. Похоже, ужимки и прыжки обезьяноподобной зверушки ее сейчас не интересовали.

Сергей чуть не пнул камешки ногой — и замер, вглядевшись. Камешки были явно уложены неспроста. Как ни спешил мартыш, в их расположении различался нарочитый узор.

Спираль. Обыкновенная одинарная раскручивающаяся спираль.

И начиналась она от полупрозрачного, довольно красивого на вид зеленого камешка.

* * *

Макс очнулся от тошнотворного запаха нашатырного спирта. Замычав, помотал головой. Чихнул.

Чих гулко отразился от бетонных стен. Комната была меблирована со спартанской простотой: стол и стул для дознавателя, малый, вроде бы медицинский столик на колесиках, прикрытый белоснежной салфеткой, а для допрашиваемого — деревянный, привинченный к полу стул с высокой узкой спинкой. За этой спинкой, надо полагать, должны помещаться схваченные наручниками руки допрашиваемого, дабы избавить его от ненужных мыслей о нападении или самоубийстве. Рук Макс не чувствовал, но, скосив глаза, убедился, что они не висят свободно вдоль тела, а заведены за спинку стула. Отсюда следовал только один вывод: на запястьях наручники.

И еще кто-то стоял сзади, Макс слышал его дыхание.

Ой, плохо…

А главное — опять допрос! Как в Оннели, в Тупсе этой поганой!

Хорошо бы кончилось не так, как в Тупсе… Надоело бегать.

Он сфокусировал глаза на дознавателе. Рослый и мясистый, с нездоровым цветом лица, тот сидел за столом, постукивая по столешнице карандашом, — ждал, когда Макс придет в себя. Гудело в черепе, изображение перед глазами норовило поплыть. «Наверное, головой о мостовую стукнулся, — подумал Макс. — Но как меня отключил этот китаец! Отчетливая работа!»

А что же тело с его наработанными боевыми рефлексами?

Подвело тело. Не ожидало нападения. А может, просто не было знакомо с таким изощренным приемом. Профессионал же… Отбиться от него — это не в Оннели крушить исполненных глупой самонадеянности толстомясых полицейских и столь же самонадеянных неуклюжих уголовников!

— Вы очнулись? — спросил дознаватель по-сургански.

Макс кивнул.

— Вы понимаете меня, не так ли? Вы хорошо знаете сурганский язык?

— Плохо, — с трудом проговорил Макс. — Совсем плохо. Но скоро я буду знать его лучше.

Дознаватель выпалил длинную и сложную фразу — будто горохом сыпал. Макс покачал головой.

— Не понимаю.

— Что ж, бывает. — Перейдя на оннельский, дознаватель внимательно посмотрел на Макса и, кажется, поверил. — Похоже, вы и в самом деле прибыли в Центрум всего лишь несколько дней назад. Не вы первый, не вы последний. Я, знаете ли, по рождению тоже землянин и притом ваш соотечественник. Вы Макс Штейнгард, а я Герхард Химмель. Называйте меня просто Герхардом. Вы откуда родом?

— Из Гейдельберга.

— А я из Мюнхена. Думаю, мы как земляки должны понять друг друга, так что помогите-ка мне поскорее разрешить это недоразумение. Немецким-то вы владеете?

— Если и владел когда-то, то все забыл, — сказал Макс. — Я ведь прибыл из Гомеостата.