Реваншист

— Амаль гатовы! — сообщил Сергей. Он, как и все присутствующие говорил на «мове».

— Нясице яго на секцию, — сказал Максим Танк. — Абсудзяць и дадуць рэкамендацию для выдавецтва.

— Дзякуй! — поблагодарила Лиля.

Гости разошлись только к закрытию кафе. Выглядели они довольными — угостили их знатно. Официант принес счет. Глянув на цифру, Лиля почувствовала себя плохо. Почти тысяча рублей! Но Сергей молча достал кошелек и расплатился.

— Не жалей! — успокоил ее позже. — Денег мы заработаем. А эти на дело пошли. Тебя сам Танк одобрил и благословил. Его слышали и намотали на ус. Так что будет тебе и книга и членство в Союзе.

— Так это ты для меня сделал? — догадалась Лиля.

— Не только, — сказал он. — Премия Ленинского комсомола — хороший повод. Следовало отблагодарить людей. За то, что в Союз приняли и с квартирой помогли. Да и в будущем хорошие отношения не помешают. Нас запомнят. Здесь не принято отмечать премии с такой помпой. Я имею в виду, за свой счет, — он рассмеялся. — Белорусы — народ прижимистый, копейку ценят, поскольку она им тяжко дается. Ладно, любимая. Предлагаю взять отпуск от писательства. Будем лениться целый месяц. Согласна?

— Да! — сказала Лиля.

Этот месяц она запомнила как сплошной праздник. Они ходили в кино, театры, посещали выставки и музеи. Побывали и на балете. В Большом шел премьерный показ «Сотворения мира» Андрея Петрова. В кассах билетов не было, но Сергей достал их через Союз писателей.

Прежде Лиля не бывала в оперном. Поэтому с любопытством рассматривала мраморные лестницы, колонны, лепные потолки. Сергей сразу потащил ее в буфет.

— Здесь вкусно кормят! — объяснил ей. — Нам лучше перекусить сейчас. В антракте не пробьемся — очереди.

Они съели по удивительно вкусному мороженному, запили его кофе-глясе и пошли в зал. Места им достались хорошие, в партере. Сергей купил у служительницы программку, пробежал глазами список исполнителей.

— Хороший состав! — заключил довольно. — Будет интересно.

Прозвенел третий звонок, в зале мягко погас свет. Дирижер в оркестровой яме занял место у пюпитра, взмахнул палочкой. Полилась музыка. Половинки тяжелого занавеса поползли в стороны.

Спектакль захватил Лилю. Балет она смотрела впервые и опасалась, что ничего не поймет. Оказалось, ничего сложного, все ясно и наглядно. Она перестала тревожиться и наслаждалась танцем.

В антракт они вышли в фойе. Неожиданно к ним подошел молодой и слегка полноватый мужчина.

— Сергей Александрович? — обратился он к мужу. Тот кивнул. — Я Валентин Елизарьев. Рад видеть вас на спектакле.

— А я — с вами познакомиться! — заулыбался Сергей. — Не ожидал, что меня здесь знают.

— Вы достаточно известны в определенных кругах, — засмеялся Елизарьев. — Я имею в виду балетных. Но, если честно, мне требовались места из квоты Союза писателей. Их не всегда выбирают, а у меня просили билеты. Позвонил в Союз, ответили: Девойно купил. Я понял, что это вы. Читал вашу повесть. А в журнале — фотография. По ней и узнал.

— Будете меня ругать? — сощурился Сергей.

— Почему? — удивился Елизарьев. — Вы все правильно написали. Таких, как Алла, в балете хватает. Мне повесть понравилась. Наши писатели балет как-то не жалуют, а тут еще читать интересно. Я и книгу вашу купил. Не откажетесь дать автограф?

— С удовольствием! — сказал Сергей.

— Тогда встречаемся после спектакля. У меня к вам разговор.

— Кто это? — спросила Лиля, когда Елизарьев ушел.

— Балетмейстер. Он поставил спектакль, который смотрим.

— Такой молодой? — удивилась Лиля.

— Он гений. Легенда белорусского балета.

Лиля только головой покачала: надо же. И такие люди ищут знакомства с ее мужем! Он у нее тоже талант, хотя не любит, когда это говорят.

Елизарьев, как и договаривались, встретил их после спектакля и отвел к себе в кабинет. Там выставил на стол коньяк, тарелку с бутербродами, рюмки. Разлил по ним коричневую жидкость, они чокнулись и выпили.

— Есть предложение, — сказал Елизарьев, — поставить «Черного лебедя» у нас. Что скажете?

— Умоляю! — Сергей прижал руки к груди. — У Захарова в Ленкоме на сцене балерины танцуют. А у вас? Главный герой будет изображать страсть с гаечным ключом в руках?

Елизарьев захохотал.

— Признаюсь, того же мнения, — сказал, отсмеявшись. — Но мне предложили, поэтому и спросил. Как бы не нравилась мне ваша повесть, но ставить ее… Вводить в ткань спектакля сцены из «Лебединого озера»? Глупость! Спасибо, что поддержали. Я могу сослаться на ваши слова?

Сергей кивнул.

— Замечательно! — Елизарьев вынул из ящика стола книгу. — Пожалуйста.

Сергей вытащил из кармана ручку, раскрыл книгу и стал писать. Лиля скосила взгляд. «Гордости и славе белорусского балета Валентину Елизарьеву от его преданного поклонника, автора этой книги, на добрую память». Сергей поставил дату и расписался.

— Польстили! — заметил Елизарьев, прочтя надпись. — Прямо уж «гордость». Да еще и «слава».

— Это правда, — ответил Сергей. — Поверьте писательской интуиции.

— Кстати, — сказал Елизарьев, отложив книгу. — Вы хорошо разбираетесь в балете — до мельчайших деталей. У нас даже думали, что писал свой. Откуда знаете?