Рецидив

Я благополучно пришел в Цезарию с купеческим караваном. Путь наш был долог и труден! Но вот передо мной открылись Иродовы врата Царского города. Высокие каменные дома главной улицы, чередовались с убогими лачугами. Дорога, постепенно расширяясь, заполнялась людьми, выводя на центральную площадь. Тут был конец моего пути, где-то здесь я надеялся найти своего отца. Вдоль мощеной дороги, по глубоким желобам медленно текла буро-зеленая жижа, распространяя нестерпимое зловоние. Догадываясь о происхождении вонючей жижи, вытекавшей из труб в каждом доме, я скоро увидел, что она сливается в глубокие колодцы, расположенные на перекрестках, где торговали разными вещами и пищей, а еще собой. Изящные безволосые, смуглые юноши с насурьмленными губами и подведенными египетскими глазами, в коротких хитонах, медленно прогуливались по улицам, надменно поглядывая на простоволосых женщин в ярких накидках, под которыми угадывались упругие тела. И те и другие призывно улыбались, завидев хорошо одетого горожанина или римского воина.

– Ах ты, гадина! Да я тебе все зубы повышибаю! Горло вырву! – услышал я слева от себя гневный рык на арамейском.

Резко обернувшись, я увидел высокого, мускулистого мужчину с бритым лицом в ромейской тунике, подпоясанного коротким мечом, занесшего мощный кулак над головой одного из красивых юношей, стоящего перед ним на коленях в нише между домами. Сурьма с губ красивого недотепы была размазана по всему перекошенному от ужаса лицу.

– Остановись, о, доблестный воин! – окликнул я его по арамейски.

Мужчина медленно повернул ко мне покрытое трехдневной щетиной, одутловатое лицо с нездоровым румянцем и посмотрел пустыми, ничего не выражающими глазами.

– А, а, еще один из местных волосатиков! – прорычал он так же по арамейски с сильным акцентом, по пьяному растягивая слова, – Может, желаешь подменить своего молоденького дружка? А то он никак не может справиться с доставлением мне наслаждения…

– Не горячись, о, воин, лучше скажи мне, за что господин должен наказывать своего слугу, если не смог дать ему работы? – попытался я урезонить не трезвого ромея.

– Ты кто такой, – удивился тот, – Эллин? А почему одет, как эти подлые варвары?

Римлянин опустил свой огромный, иссеченный шрамами кулак и, забыв про несчастного юношу, развернулся ко мне.

От него нестерпимо разило недобродившей ячменной брагой, потом и свиным пометом – даже смотреть на него было противно, но, понимая, что обратного пути нет, я сделал шаг, заслоняя собой молодого торговца телом, и ответил римлянину.

– Прошу простить меня, о, доблестный защитник Вечного города! Я хотел поинтересоваться у тебя, как мне найти Квинта Максимуса?

– Ха! – нахмурился тот, – Зачем тебе понадобился наш Претор40?

«Или ты один из его змеенышей, которых он распустил по всей Мидии и Палестине?» – добавил он мысленно.

Я был поражен, что могу слышать кого-то еще кроме учителя и брата, но постарался никоим образом не показать этого.

– У меня есть для него важное сообщение… – ответил я тихо, отводя в сторону взгляд.

– Ага, хорошо… Сейчас, только я заберу свой сестерций41 у этого… – пробурчал ромей, отодвигая меня в сторону, чтобы добраться до молодого египтянина, но тот, воспользовавшись нашим разговором, совершенно бесшумно проскользнул в темную щель между стен домов и благополучно исчез.

– А, а! Вор! – взорвался ромей, вытаращив пьяные глаза, – И ты с ним за одно! – набросился он на меня, схватив за руки, – А ну отдавай мои деньги!

– Подожди, о достойнейший! – попытался я безуспешно вырвать запястья из его железной хватки, – Я простой путник из других мест, увидел раздосадованного римского защитника и хотел помочь, и не моя вина, что этот ничтожный плут воспользовался нашей с тобой беседой, чтобы ускользнуть!

С каждым моим словом, его глаза успокаивались, принимая обычное для пьяного человека выражение, краска отливала от лица, а сжимающие мои руки толстые пальцы ослабевали.

– А еще, если ты не забыл, я просил у тебя помощи… – добавил я тише.

Римский солдат, выпустил мои руки и заглянул в темную щель, где минуту назад исчез мальчик.

– Тьфу! Крысиное отродье! – плюнул он в прохладную темноту между домами, – Ладно, тогда с тебя один сестерций! – махнул он мне медвежьей лапой.

– Несомненно, о бесстрашнейший, только позволь мне сперва переговорить с уважаемым Квинтом Максимусом.

«Точно, змееныш… И где он их собирает?» – услышал я брезгливое ромейское рычание в своей голове.

Тут римлянин отвернулся к щели между домами и нагнулся, запихнув себе два пальца в глотку.

«К Квинту нельзя идти в таком виде…» – услышал я его мысль, прервавшуюся вонючим извержением содержимого римской утробы.

Мы шагали с ним по соседней улице, римский воин уверенно вел меня к цели моего путешествия. Проходя один из перекрестков, он схватил с лотка, лежавшую там цветастую ткань и, не обращая внимания на возмущенные возгласы торговки, обтер ею потное лицо со смрадным ртом и бросил обратно на прилавок.