Рецепт идеальной мечты

Надя с удивлением поняла, что общаться – это тоже искусство. И она им, увы, не владеет. Всю жизнь предпочитала сидеть себе тихонько в уголку, сплетни не собирать и без нужды не высовываться. Но, скромно обедая прямо в читальном зале, за книжными стеллажами, никаких новостей не узнаешь. И пришлось Митрофановой, кляня про себя Полуянова и собственный характер, постепенно "выходить в свет". В тисках информации посещать буфет. Травить организм в курилке. Забегать в другие читальные залы. Проведывать девчонок в хранилище…

Потянувшуюся к обществу Надю встречали несколько настороженно – но при ее появлении не замолкали.

Внезапной перемене характера не удивлялись – наоборот, хвалили: молодец, мол, Митрофанова, перестала отрываться от коллектива! А Надя про себя добавляла:

"Век бы этот коллектив не видеть!"

Оказалось, когда девчонки болтают, даже слушаешь их – и то в постоянном напряжении, чтоб за быстрой мыслью поспеть. А уж когда сама говоришь – так и следи, чтобы не ляпнуть глупость, никого не обидеть и не выставиться последней дурой. Как-то сказала она Машке, фасолевому стручку из газетной читалки: "В этом платье – ты просто красавица!" А та не обрадовалась, а, наоборот, ощетинилась: "Значит, если бы не это платье, я уродина, да?" И что ответишь? Можно только на себя злиться, что к двадцати трем годам даже тусоваться не научилась – потому как всегда бежала от дамских посиделок и сплетен, отгораживалась от них книжными обложками да беседами с любимой мамочкой.

Машка, заведовавшая газетной читалкой, с виду тихоня тихоней, Надю пугала. Как пишут в детективных романах, даже словесный портрет составить невозможно: все черточки неброские, серые. Зато язык – острющий и вредный. Причем вредный – избирательно. С читателями она вежливо-холодна: боится, чтоб не уволили.

Зато коллег-подруг пушит так, что достойно ответить почти ни у кого не получается – тем более у Нади.

И иногда, завидев злоязыкую Марию в буфете или в курилке, Митрофанова малодушно меняла курс и направлялась к более безопасной компании.

И все равно возвращаешься после посиделок в хранилище или с межзальных чаепитий уставшая, напряженная. Голова гудит, мозг прокручивает свежую сплетню…

Зато Надя наконец поняла, почему у коллег читатели по струнке ходят, а ей – так и норовят сесть на шею.

Слишком она с посетителями сладкая – "не по зарплате", как говорит консультантша Наташка.

Наташка – еще одна библиотечная достопримечательность, гроза отдела каталогов. Громкоголосая, с крашенными под медь волосами, гоняет читателей так, что те к консультантскому столику даже подойти боятся.

Директор уже раза три ее уволить грозился – но жалеет, знает, что у нее отца нет, а мама на инвалидности.

Наталья свое поведение объясняет просто (и встречает у коллег-девчонок сочувствие): "Дома у мамашки одни претензии – то ей не так, и се не эдак. Но уж в библиотеке я претензий не потерплю!" Она не терпит, воспитывает бестолковых читателей так, что те готовы со стыда сквозь землю провалиться – из-за того, что посмели, к примеру, перепутать систематический каталог с предметным!

Вот уж не чета Наде, которая со своими читателями, как с детьми малыми, сюсюкает. Но теперь и Митрофанова твердо решила: нет уж, довольно ей растворяться в проблемах рассеянных профессоров. Хватит потворствовать тем, кто заполняет читательские требования с кучей ошибок. Тоже мне Эйнштейны – всю жизнь в библиотеки ходят, а с каталогами работать не научились!

Раньше Надя читателей жалела – не до формуляров им, бедным, голова наукой занята. Она сама уточняла шифр, исправляла – а потом получала нагоняй от хранилищных теток, которые ненавидели разбираться в каракулях. Но теперь – хватит. С девчонками наболтаешься – так устанешь, что не до профессоров с их запросами. "Елена Игоревна, вы опять забыли указать годы выпуска! Нет, это не ерунда. Нет, извините, сама я искать не буду, у меня сегодня много работы". И ничего, идут себе профессора и, как миленькие, требования переписывают. Правда, "тихим ангелом" Надю называть перестали. Ну и ладно.

Посещая курилку, смежную с туалетом, Надя иногда зависала в кабинке и, не выдавая себя, подслушивала девчоночьи сплетни. К вящему огорчению, узнала много нового не только о других, но и о себе. Оказывается, ее считают зазнайкой – потому что коллектива сторонится; Занудой – потому как не пьет и не курит. И даже подхалимкой – потому что начальницу подменяет, а сверхурочные себе не выписывает. Да, девчонкам только дай повод – обзубоскалят. И когда болтаешь с ними, эти девицы с невинным, доброжелательным видом такие вопросики задают, что закачаешься.

– Какой браслетик! Не иначе жених подарил. Помолвка, да? Ой, покраснела, покраснела!

– Вот язвы. (Браслет ей презентовал Полуянов. Правда, жениться при этом не предлагал.).

Надя утешала себя, что умение общаться ей пригодится. Но как же она уставала от бесконечной, беспредметной, бессмысленной болтовни! Тоже мне интеллигенция, библиотекари – о такой ерунде говорят!