Рецепт Екатерины Медичи

Не Бог весть, конечно, как хорошо нарисовано, даже местами корявенько, ну да ведь та шифровка, с которой все началось, была нарисована куда корявей! Марика придирчиво смотрит на дело своих рук и внезапно пугается, что человек, которому шифровка адресована, вдруг да чего-то не поймет. И она вспоминает слово, одно слово, которое просто просится в эту шифровку, как порою какой-то предмет просится на полотно художника, чтобы сделать его замысел безусловным, выразительным, неоспоримым. И тогда на отдельном листке она принимается выписывать в один ряд буквы, в другой — цифры: сначала по порядку, а потом сдвигая — согласно принципам шифровки, разработанным еще при Юлии Цезаре. Нет сомнений, какое число брать кодовым. То же самое — 13 .

Потом, когда она уйдет, листок с цифрами и буквами останется в книге «Свастика и саувастика». И, может быть, когда-нибудь следующий читатель этой книги с недоумением станет разглядывать и разгадывать эту, с позволения сказать, глоссолалию.

А у Марики в результате получается вот такое сочетание цифр: 19 1 6 6 17 4 16 13 25 25 17 4 7 26 19 17

И она вписывает его под всеми рисунками своей шифровки.

С облегчением переведя дух, как после тяжелой работы (а ведь работа и впрямь была тяжелая, во всяком случае, непривычная, ибо писать доносы Марике еще никогда в жизни не приходилось, да еще таким затейливым образом!), она складывает листок в заранее приготовленный и даже подписанный конверт. Впрочем, из разговора с Рудгером Вольфгангом Хорстером («просто Рудгером!») она узнала кое-что полезное для себя, поэтому она дописывает перед фамилией адресата еще одно слово и идет прощаться с Бенеке. Она целует его в морщинистую щечку, пожимает цепкую обезьянью лапку и уходит, сопровождаемая приглашениями заходить еще. Марика улыбается, кивает, наперед зная, что больше ноги ее не будет здесь, в этой лавке старинных книг, где на полке затаилась «Свастика и саувастика»… Вскоре она останавливает машину и просит отвезти себя к Министерству пропаганды. Поднимается по ступенькам и, улыбнувшись охраннику, отдает ему запечатанный конверт с просьбой передать профессору Теофилу Торнбергу.

Бригадефюреру Торнбергу, вернее сказать.

Эпилог

— Да… Конечно, качество исполнения сего шедевра может быть осмеяно придирчивым критиком, но я отнюдь не таков. Меня до такой степени растрогала эта ученическая старательность, это тщательное продумывание каждого знака, это прилежание, эта истовость, а главное, желание сделать дело нестандартно, непохоже на других, чтобы доставить мне не только ценную информацию, но и удовольствие, что я был просто потрясен. Не скрою, Меркурий, просто потрясен! Мне эта девочка сразу показалась очень талантливой. Ну и, конечно, сыграла свою роль кровь. Все-таки она племянница моего лучшего друга… вернее, лучшего друга моей юности. Когда я некоторым образом спас ему жизнь, пусть как бы невольно, то есть это он уверен, что все дело в случае… Но я знал, что затея, в которую мы с ним ввязались, обречена. Ну и не хотелось мне быть застреленным в каком-нибудь подвале, под рев грузовиков. А заодно выручил Георгия. Правда, люди неблагодарны, и дорогой мой Георгий очень быстро забыл о том, чем мне обязан. Он не смог переступить через некоторые свои, достаточно забавные, с моей точки зрения, моральные принципы. Мы остались приятелями, о да, но прежней дружбы нет и в помине. Впрочем, я и в былые времена почитал его ортодоксом, и мне и в голову не пришло, например, сказать, что тот мой припадок, во время которого я лежал, как мертвый, не подавая признаков жизни, был мною весьма искусно сымитирован. Я кое-что читал о шаманах древности и узнал некоторые рецепты, как останавливать дыхание и замедлять ток крови в жилах. Шаманы должны уметь это делать, чтобы путешествовать по сопредельным с нашим мирам. И пока бедный Георгий пытался вернуть меня к жизни, я смог попутешествовать по очень интересным закоулкам мироздания… А в это время люди, общение с которыми угрожало нашей жизни, были схвачены властями… Сознаюсь, не без моего участия, которое осталось тайной. Я впервые раскрыл ее вам, Меркурий, и догадайтесь, почему?

— Да потому, что я уже никому ничего не выдам, в том числе и вашу роковую тайну. Верно?

— Absolument, как выражаются любимые мною французы. Абсолютно верно! Но давайте пока не будем о печальном будущем. Поговорим об этом чудном, застенчивом и в то же время таком откровенном девичьем послании, которое дорого мне, будто какая-нибудь любовная записка тех лет, когда я был еще молод. Взгляните сюда, Меркурий. Что вы о нем думаете?

— Я думаю, что это полная чушь. Я могу разобрать здесь только два знака: пресловутый морской сигнал H, Hotel, который означает, если не ошибаюсь: «У меня на борту есть лоцман», и довольно плохо нарисованный, к тому же почему-то черно-белый «Юнион Джек», флаг Великобритании.