Ретроспект: Эхо

К ним подскочил довольный Шуня, освобождая место у стола, а Митрич, продолжал заливать, вызывая очередной взрыв хохота у сгрудившегося народа. Брама перевел взгляд с потускневших глаз Листа на Митрича, и в который раз за этот день подумал, что человека человеком делает вовсе не внешность, а душа.

Подмигнув Шуне, он приступил к еде, накладывая на хлеб огромный кусок душистой ветчины. Немного активно, зато вкусно, как ни крути, а Зона есть Зона и ничего тут не попишешь. А что бы вывести радиацию, так на это есть «лоза», в хорошей компании идет за милую душу. Митрич подсел к Листу, и пока путники смаковали рассказанную им историю о шпике забредшем на крайний хутор, покивал головой, сложив мозолистые, натруженные руки:

 - Странный ты хлопче, дюже странный. Боль на сердце, душа вся плачет, а в глазах ни слезинки, будто из железа сделан. Вон смотри - эти бурлаки десять лет как в Зоне, а все как дети малые и смех у них и горе, все рядом идет. А у тебя будто умерло что-то в душе, а с мертвой душой нельзя жить. Многое в жизни быват, но прошлое надо уметь отпускать, иначе оно не отпустит тебя.

- Спасибо, Митрич, на добром слове, но иногда бывает так, что лучше не вспоминать.

Митрич вздыхая и кряхтя, отошел к путникам, что расставив лавки вокруг стола резались в карты. Вроде бардак бардаком, но личному составу тоже иногда надо отдыхать. Как правило, такое бывает не часто. Стоит прийти командиру - всю дурашливость будто ветром сдувает и снова готовы топтать Зону, ползти под пулями хоть к черту на рога – только бы это было нужно, и в этом был смысл. Вот и сейчас, проиграв и раскрасневшись, Шуня вылез из-за стола, но тут его поймал Брама, что то шепнул, а потом встретился глазами с Листом и кивком позвал за собой. Не говоря ни слова, Лист пошел вслед за его широкой спиной, удивляясь про себя тому, что бункер внутри намного больше, чем касался снаружи. Путник пропихнул в узкую комнатку Шуню, а сам, прислонившись к белому пластику и вглядываясь в колышущиеся зеленые стебли папоротника, промолвил:

- Просьба у меня к тебе будет, Лист.  Или мне называть тебя иначе, настоящим именем?

- Старого я не помню. Мельком помню мир тусклый мир Агарти, словно в тумане – руины Севастополя, зеленый прибой мертвых волн, но меня там нет. Словно все чужое, словно сон.

- В общем, такое дело - после совета Звездочет отправит ребят домой или оставит тут - как Кречет решит. Наличие големов решило проблему дальней связи, но я чувствую, что должен идти к Экс-один, понимаешь? Не могу объяснить, чувствую. Но я вроде как командир отряда, и должен идти с ребятами.

- Я скажу Звездочету, хотя после того как ко мне вернулись воспоминания, он смотрит на меня с настороженностью. Будто ждет, что я что-либо выкину, или зеленью покроюсь прямо у него на глазах.

- Думаю, это пройдет, я тоже прибит сообщением о Агарти. Выворотники это еще куда ни шло, вроде как привычно уже, но вот Иные… в общем без слов. Тут, кстати, такое дело, помнишь того шпика, которого подобрал Схима?

- Забудешь тут, за один день происходит больше чем за год. Он умер?

- Совсем наоборот – пришел в себя и у него есть важная информация. И тут просьба номер два. Сам поймешь, что к чему.

Брама приоткрыл дверь, пропуская сталкера в комнатку, где над откашливающим кровь шпиком склонился Шуня. Повернувшись на звук открываемой двери, шпик криво ухмыльнулся:

 - Ну, что решил, командир?

- Я привел Шуню, говори, что знаешь, и советую быть откровеннее – а то я скажу сам, один раз. Но боюсь, что после этого  профессору придется смывать со стен бокса кровавую кашу. Не хочу его утруждать подобным занятием. Пристрелить тебя по-тихому, или не тратить пулю, а отправить обратно, на болота, где тебе самое место?

- Грозен – продолжал кривиться белый как стена шпик, опутанный вереницей капельниц и непонятно каким чудом задержавшийся на этом свете – все у тебя просто - враги – свои, а иногда бывает иначе. Череда тоже считался надежным, однако это не мешало ему захаживать к нам.

- Говори, мразь, иначе узнаешь как легко пуля пробивает череп.

- Мертвым я бесполезен и себе и вам, да и «язык» подмешанный в капельницу немного горчит. Не смотри волком - вещи кажутся не такими однозначными, если смотреть на них иначе.

Шпик перевел взгляд на Шуню:

- Может я сейчас сдохну, но, все же хочу, напоследок тебе кое-что сказать. Ты ведь товарища ищешь, которого Тигран вместе с тобой привел к Щуплому на Развязку? Помню, как ты приставал к Тиграну и другим с расспросами, арты предлагал, дорогие арты. Только есть вещи, о которых говорить не следует, но мне уже все равно. В общем, видел я Понырева…

Шуня подскочил к кровати, но Брама указал на табло, на котором разом замигали тревожные огоньки.

- Мельком видел, но мне и этого хватило. У меня была хорошая память на лица… других не берут в особисты… что смотришь так изумленно, Брамской Анатолий Петрович, на мне узоров нет…

- Откуда…