Ретроскоп

Скай почувствовал приближение больших неприятностей, и вечная улыбка сбежала с его лица. За последние полгода он здорово переменился, окреп, как-то быстро и неожиданно превратившись из молодого озорного парня в мужчину. И в весе прибавил — десяток килограмм, наверное. Стейбус не слишком сильно, однако чувствительно ткнул его кулаком в живот.

— Чего брюхо распустил? — грубо спросил он в такой неожиданной и несвойственной ему хамской манере, что Скай опешил. — Вес согнать не мешало бы тебе. Ну да я этим займусь. Прямо сейчас. А потом отволоку тебя к Оллентайну. Попарим вас вместе с Импалой — лучше, чем в бане, и через часок от тебя, дружище, останутся кожа и кости.

— Господи, босс, что я сделал? Откуда ты вообще… Да я!.. Да мы!..

— Заткни пасть! — жёстко велел Стейбус. — Ты что, шутки вздумал шутить со мной, примак несчастный! Я тебе не Импала, мать твою! Я тебе не Рид с его вшивыми второсортными имплантатами! Вы что о себе вообразили — временщики, тоже мне! Треплетесь о чём попало на «Перекрёстке»… Хоть прикрылись бы как следует!

— Что?.. Так вот, значит… Ну ты даёшь, босс! — почти радостно воскликнул Скай, быстро приходя в себя. — Так у тебя уровень уже! Какая у тебя сейчас потенция?

— Не тебе, глупому цыплёнку, судить о моих потенциях, — уже спокойнее сказал Стейбус. — Но стоило бы вас шугануть вчера с форума, чтоб перья полетели. А ну, давай мне координаты того паренька, про которого вчера говорил!

— Какого? — не понял сразу Скай. — Чего?

— Того!!! — заорал Стейбус, легко переключаясь в мысленный режим. Скай выпучил глаза и его качнуло назад. — Соображай быстрее, клоун, а не то отберу ячейку сегодня же, и сделаю вас с Эмиром служащими без категории!

— А Импалу отправлю к Лие на стажировку, — добавил он вслух. — Разбаловал её старина Олли.

— Хорошо, хорошо, дам я тебе координаты, — успокаивающе отозвался Скай, выставив перед собой руки ладонями вперёд. — А чего ты решил ввязаться? — полюбопытствовал он.

— Не твоего ума дело. Распустил я вас. Мы разве не договаривались, что в отделе не должно быть секретов?

— Договаривались. Так ведь не насчёт частных исследований!

— Теперь будем считать, что договаривались насчёт всего. Я босс, как ты верно подметил, и я меняю правила; мы все временщики, а значит я волен поменять их задним числом, и ты всё равно будешь виноват. Давай мне координаты паренька, и помни, что я сказал. Будешь выступать — разжалую. Ты что, не понимаешь, какое это имеет значение? Убийства агентов, кто бы и какими методами их ни совершал… Мы и так уже превратили прошлое в настольную игру, а теперь — ещё и это!

— Можешь меня разжаловать. Но Импалу Олли тебе на растерзание не отдаст, и не надейся.

— Отдаст, когда узнает, что на «Перекрёстке» её зовут не так, как он величает повседневно. Почему ты не сказал мне про самоубийц?

Скай вздохнул и отвёл взгляд.

— Да вот, боялся именно такой твоей реакции. Ну, я знаю, и ты теперь знаешь. Да наверняка знаешь не только то, что знаю я — иначе не завёлся бы так. Ты же магистр с потенцией в сотню тысяч, наверное…

— Никакой я не магистр. Такой же хрон-прима, как и ты. Просто имплантаты хорошие.

— Ага, рассказывай. Ладно, не желаю я спорить с тобой. Хочешь, дам координаты прямо сейчас? Ретроскоп уже включён…

— Дошло наконец! Давай, сделай милость!

* * *

— Эх, зачем же ты с обрыва-то сигал! — с сожалением сказал здоровенный добродушный дядька в чёрном, ласково поглаживая мальчика по голове.

— Так вот, беда с ним, отченько, — отозвалась мать подростка, коренастая женщина с красным лицом. — Не в первый раз ведь это… Что дальше будет — не знаю уж! Как будто порчу на него навели.

Священник, похожий одновременно на былинного богатыря и Деда Мороза в рясе, задумчиво погладил рукой русую бороду. Мальчик лежал совершенно неподвижно, и Стейбус видел только угол бедной крестьянской избы, немалую часть которой занимала русская печь, да оконце над лавкой, затянутое бычьим пузырём.

— Да ты скажи, малой, не таись, — продолжал увещевать священник. — Что за беда у тебя такая, что сам себя жизни лишить задумал? Знаешь ведь, небось, что великий грех это. Господь милостив, и смерти твоей не восхотел, но теперь уж не скрывай от меня ничего. Тоже грех будет. А грех на грех накладывать — куда же ты так дойдёшь? Ну, сказывай — зачем прыгал с Чёртова яра?

— Сам не знаю, — внезапно отозвался мальчик.

Его мать вздрогнула от неожиданности, прижала руки к груди.

— Слава те, Иисусе, заговорил! — промолвила она, быстро вытирая ладонью сбежавшую на щёку слезу. — А то молчит, молчит всё…

— Спину он повредил себе… самую хребтинку. Тяжело ему говорить. А ты бы вышла, Агафья, — предложил священник. — Я сам с ним…