— Жаль, что не все на тебя похожи. Моё последнее дежурство было просто сумасшествием. Сто сорок четыре случая передозировки ретро на нашем участке. Двадцать девять — со смертельным исходом, не подлежащим Восстановлению. Такого ещё не случалось.
— Молодёжь?
— В основном. Но не только. Почему ты не хочешь пойти спасателем в ЭМП? Сейчас такая программа развёрнута правительством, что лучше нечего и желать. Получать ты будешь даже больше, чем в своём институте. Три двенадцатичасовых смены в неделю, остальное время отдыхаешь. Пятьдесят дней отпуска. Мечта любого лодыря.
— Я не лодырь, Кену, — улыбнулся Стейбус. — Точнее сказать — я меньше всего лодырь. И дело не в деньгах. Просто это не моё. Ретроспасатели, по моему мнению, выполняют абсолютно бесполезную работу. Жестоко звучит, но это так. Сколько пациентов ЭМП лезут в прошлое в течение первых трёх месяцев после того, как их оттуда вытащили?
— Девяносто пять процентов. А в течение полугода — остальные пять. Большинство даже после Восстановления не могут удержаться. Общеизвестно, что от ретрозависимости избавляются лишь единицы, совокупности которых не хватит и на один процент… Но ты понимаешь, у нас в «экстре» специалистов твоего уровня не хватает. У нас хорошие врачи, но ведь не знатоки прошлого. Иногда только историк и сможет…
— Сам себе противоречишь. Историк сможет — а зачем? Этих ребят никто насильно в прошлое не тянет. Уж во второй-то раз, когда они всё знают, — точно. Хорошо, вытащили такого дурня однажды, дважды, трижды; потом он завяз так, что помогло лишь Восстановление, и он полез опять… Разве нет таких? Сам только что говорил, что их большинство. Дальше: благополучно восстановленный дурень полез снова, и мы его снова вытаскиваем… Да только во второй раз бесплатного Восстановления не полагается. Слишком уж дорогостоящий процесс. Оплатить его может едва ли один пациент из тысячи. Теперь скажи, почему правительство набирает ретроспасателей, которым нужно платить, и платить хорошо, но не разрешает второе Восстановление? Да потому, что это бесполезно. Проще набрать новых людей в «экстру» и создать видимость деятельности. Дешевле выйдет… Тут ведь не только жажда удовольствия, как от алкоголя или наркотиков. Путешествуя, особенно с синхронизатором, ретроскопист постоянно объединяет свою психику с чужой, и лишь человек с крепким внутренним стержнем способен это выдержать без вреда для себя. Ретроскоп ведь уводит не в иллюзорный мир — в настоящий, только тот, которого уже нет. Путешественник выбирает между действительностью и действительностью, и выбор чаще всего падает на реальность прошлого, поскольку там нет никаких ограничений, никаких запретов, никакой ответственности за свои поступки. Что бы ни творил в своём времени агент, клиента не мучает совесть — ведь это делает не он. И путешественники постепенно теряют свою индивидуальность, истёртую чужими сознаниями, цепляют пороки своих агентов… Нет, Кену. Спасатели тут ничего не смогут сделать, как не поможет и второе бесплатное Восстановление. Ретрозависимость — это смертельно.
Официант принёс заказ Стейбуса, на секунду задержался, ожидая, не будет ли у посетителя дополнительных пожеланий, и удалился. Кену откинулся на спинку стула и с хрустом поворочал головой, разминая шею — привычка, выработанная годами работы в ЭМП, когда диспетчер всю смену неподвижно сидит в кресле, принимает вызовы по обычным и пси-каналам, а высылая бригады врачей по новым и новым адресам, чутко вслушивается в их мысленные переговоры между собой, готовый в любой момент отправить к ним на помощь резервные группы.
— Просто ты — нормал, а у талантливого нормала больше шансов быстро вытащить человека из прошлого, — сказал Кену. — Сенситиву тяжелее. На первом этапе ему мешает спонтанная синхронизация собственной эмоциональной сферы со сферой агента. К нам приходят люди по этой правительственной программе, но…
— Да не помогут ни сенситивы, ни нормалы, — буркнул Стейбус, притворяясь, что слишком занят едой.
Он хорошо помнил, с каким страхом ждал первой встречи с Кену после того, как ему вживили синхронизатор. Имплантат повышенной чувствительности был произведён незаконно, и установить его могли только в подпольной клинике, упрятанной в дебрях беднейших объединённых кварталов Сестрории. Договорившись с человеком по имени Агиляр, Стейбус взял очередной отпуск, внутренне приготовившись к увольнению. Проверку данной ему устной гарантии невидимости имплантата Покс произвёл на своём друге. Кену был сильным сенситивом, но он так и не учуял синхронизатор в голове Стейбуса, скрытый надёжным экраном. Уже с меньшим трепетом Покс вышел на работу. Во время первого подключения к ИРу института он всё ждал, что Пантеон скажет: «Внимание, обнаружено новое оборудование», — и его тайна раскроется. Но Агиляр не обманул. Экран держал стопроцентно. И Кену, и остальные до сих пор считали Стейбуса обычным человеком, в меру использующим разрешённую нейротехнику.