Ретранслятор

— Испытуемый переставал считаться с чужими ценностями, от материальных эквивалентов того или иного блага до собственно жизни. Человеческая жизнь переставала, что-либо значить. Перед псиоником, пусть то природный и мегачувствительный, или взращенный искусственно с имплантатом в голове, ставилась задача и предлагалось несколько путей решения, среди которых будущему солдату нужно было выбрать наименее энергозатратный, дешевый и безопасный. Вот только самый простой и очевидный путь начинался только после, для многих, непреодолимого препятствия, вроде раненого товарища или колонны с беженцами, через которых пришлось бы „перешагнуть“ для отстаивания собственных интересов.

— И что? — усмехнулся я, внутренне содрогнувшись от плохого предчувствия.

— Все без исключения, имевшие до этого высокие моральные нормы, выбирали простой путь, — вздохнула Василиса. — Если нужно было преодолеть большее расстояние за меньшее время, отказавшись от транспортировки раненых, то их всегда бросали. Если нужно было пресечь атаку противника, пустив под откос пассажирский поезд, в игровой вариации события, его неизменно пускали под откос, не считаясь с ужасными жертвами. Вот ты, подумай хорошенько, ты остановился хоть раз, когда, вступая в драку с другим, колебался, прежде чем лишить его жизни.

Волна тихой паники накрыла меня с головой и, подхватив, закружила в причудливом вальсе сомнений и иллюзий. Все что говорила девчонка с фото, кстати, не забыть об этом спросить, было правдой. Я не церемонился ни с одним из тех, кто желал причинить вред мне, моим друзья или смешать мои карты, однако так бы я поступил и раньше, еще до появления уродливого шрама у меня на голове.

— Однако была и другая цель.

— И какая же?

— А вот с этим придется повременить. — Василиса покосилась на заверещавшую на плече рацию и вновь посмотрела на меня. — Так ты с нами?

— Ладно, черт с вами. — Печально вздохнул я, внутренне, впрочем, ликуя от того, что вскоре, без особых последствий, я смогу выбраться из тюрьмы и по возможности уйти с поля боя. — Повоюем немного, но ничего не обещаю.

— Хорошо. — Василиса заспешила к стене, вдавила невидимую кнопку. Магнитные замки щелкнули почти синхронно, освобождая проход, и не дожидаясь, пока девица опомнится, мы с пиром бросились наружу. Заминка у Василисы вышла совершенно непроизвольная. Не ожидая, что мы больше не скованы по рукам и ногам, она даже не озаботилась охраной, и в тот же миг, поплатившись за свою опрометчивость, оказалась на земле, припечатанная коленом к бетонному полу.

— Дернешься, убью, — жизнерадостно пообещал я своему потенциальному нанимателю. — Мишаня, обыщи.

Ворох тряпья в углу ожил, и, вынырнув на белый свет, мальчишка сноровисто оказался рядом, а затем его маленькие гибкие пальцы с виртуозностью пианиста заскользили по карманам пленницы.

— Вы… как… но, — писк из-под моего колена почему-то не был похож на ехидный голос самодовольной девицы, что, пользуясь положением, совершенно недавно общалась со мной через решетку. Вот ведь какая ирония. Только что ты хозяин положения, и вот уже все поменялось, и далеко не в лучшую сторону.

— Чисто. — Голос пира был удивленный и обрадованный одновременно. Пока я исполнял акробатические этюды на полу, Дима кинулся к двери и, выглянув, наружу с удовольствием отметил, что коридор пуст.

Однако пира беспокоило другое. Тонкие струйки дыма, стелящиеся под потолком, уверенно заполняли проход сизыми клубами. Горело где-то, тлело, и по-любому было что-то не в порядке. Особенно факт пожара смущал под землей, в замкнутом пространстве.

— Пожар, — сморщившись от неприятного запаха, продолжил пир. — Что делать будем?

— Валить будем, — честно признался я, и с новой силой надавил на свою пленницу коленом, из-за чего вызвал вскрик негодования и получил нелестное прозвище, по моему мнению, нисколько мне не подходившее. Ну какой же я мерзавец, скажите, пожалуйста? Какая же я грязная свинья? — Тише, тише, дорогая, — принялся я загробным голосом успокаивать пленницу, — не дергайся пока. Миша, ты что полезное нашел?

— Да, на первый взгляд, ничего особенного, — замешкался мальчишка.

— А на второй из ничего особенного что интересного?

— Два ключа, — начал перечислять содержимое карманов Василисы Мишаня. — Один электронный, вон лампочка на нем мигает, второй самый обычный, наверное. Портсигар, нож, рожок от „Калаша“, но самого автомата почему-то нет. Может, оставила где по ходу движения?

— Все?

— Все, — почти жалостливо признался мой несовершеннолетний приятель. — Даже пожрать нечего.

— Пожрать будет, — довольно пообещал я и, вновь надавив коленом на пленницу, поинтересовался: — Второй выход есть?

— Есть, да не про вашу честь, — достаточно нагло для своего положения призналась девица, однако тут же осеклась и быстро пояснила свою новую жизненную позицию: — Ханой все перекрыл. Если ты, чертов недоумок, слезешь с моего позвоночника, то общаться нам будет значительно проще.