Ретранслятор

— Как самочувствие, больной? — Ввалившись в палату, одутловатый и с красным лицом местный эскулап, не церемонясь пропыхтел к койке и самым наглым образом откинул одеяло, под которым прятался Арсений.

— Хамство. — Проглот открыл один глаз и неодобрительно взглянул на незваного гостя.

— А все же? — Рухнув на жалобно охнувший табурет, толстяк вытащил фонарик и уж совершенно по-хамски, притянув Арсения за ворот, начал светить ему в глаза, ощупывать шею и заглядывать в рот, будто и не человека смотрел, а выбирал себе борзого щенка.

— Если бы не ваше вмешательство, — проглот решительно отстранил руку наглого врача и, завернувшись в одеяло, поспешил ретироваться в угол, на ходу прикидывая, стоит ли огреть халат табуреткой по жирной макушке или достаточно будет потратить на него остатки пирокинеза. — То было бы замечательно. — Эти слова прозвучали уже из угла, где Сенечка занял оборонительную позицию и выставил вперед худые кулачки.

— Настроение боевое, — заухал краснолицый, на удивление ловко для тучного человека, вскакивая с табурета. — Значит, так. — Пухлая ладошка скользнула в карман халата и извлекла оттуда пригоршню таблеток всевозможных форм и размеров. — Это вам от всего, что душенька захочет. Слабость снимет, изжогу уберет, головокружение там или понос, тоже как корова языком. Кушайте и отдыхайте. — И не дожидаясь ответной реплики, врач шустро покинул палату.

Оставшись наедине с порцией медикаментов, проглот поморщился брезгливо и, немного посомневавшись, аккуратно смел кругляши под подушку, а затем принялся одеваться. Несколько минут ушло на комплектацию, минут десять, рюкзак с хабаром хоть и был ему дорог и любим всем сердцем, но в ходе предстоящей операции мог серьезно осложнить жизнь. Вещи решено было оставить в покое.

На выходе Арсений в последний раз глянул на пухлый рюкзак и, шагнув в коридор, нос к носу столкнулся с вездесущим Мишаней.

— Ты что болтаешься без дела? — Придав себе как можно более обеспокоенный вид, поинтересовался проглот у мальчугана.

— Да так, дядя, — воришка смерил язвительным взглядом помятую фигуру Арсения и, усмехнувшись, шагнул в сторону. — Вот хожу-гуляю, жду, когда остальные проснутся.

— Проснутся, значит?

Из всей честной компании Мишане проглот доверял в последнюю очередь. Одной из его особенностей было чистовидение, а если по-простому, то лишь взглянув на человека, будь то псионик или обычный гражданин, Арсений понимал, задумал ли тот плохое. Андрея срисовать было сложнее, но то и понятно. Повреждение в ходе аварии и специфические данные очень осложняли поверхностный анализ, а лезть глубже Сенечка не решался. С Димой все было проще простого. Прямолинеен, зачастую груб, но добродушен. Своего не упустит, но и щелкать клювом не станет, когда имеется дармовщинка. Замыслы такого простака поддавались расшифровке, едва Арсений бросал на него взгляд. С Мишаней же все обстояло несколько сложнее, чем могло казаться. Не видел проглот мальца, хоть ты тресни.

— Да, проснутся. — Мишаня смешно шмыгнул носом и вдруг, потеряв всяческий интерес к персоне Арсения, направился вдоль по коридору.