Ретранслятор

— Верь, не верь, но факт налицо. — Пожал плечами проглот. — Ты думаешь, все так здорово, как кажется на первый взгляд? Жить-то хочется, да по-человечески. Все на тебя косо смотрят, за грязь не считают, подтрунивают и издеваются. Тот же Ханой за человека не держит, и все из-за чего? Да из-за того, что не пир я, не вольт или фриз, и даже не сканер. Проглот я, пиявка, нежить! Знаешь, как я жил на самом деле? Страх, вот единственное чувство с самого начала катастрофы. — В глазах Сенечки промелькнула обреченность. — Каждый день знать, что ты больше не человек. Нечто среднее между вами, козлами и простым хомо-сапиенс. Существовать за чужой счет, зависеть от подачек сильных мира сего, трястись от каждого шороха! Да я даже погибнуть в бою нормально не могу. Я чужой для простых людей и мимо кассы для пси-бойцов. И тут и там я изгой, нечто среднее между обычным человеком и кишечным паразитом. Как бы ты жил, парень, если бы оказался в моей ситуации? Ну, я спрашиваю.

— Не убедил, — поморщился Дмитрий. — И ты, Андрюха, ему не верь.

Я непонимающе взглянул на пира. История парня показалась мне на удивление мрачной и трагичной. В какой-то момент его сумбурного рассказа я даже начал понимать его состояние. Депрессия и отчужденность день за днем. Двери перед тобой закрыты, друзья отвернулись, враги брезгливо морщатся и пытаются пройти мимо, не потратив на жалкую жизнь несколько грамм свинца.

Некоторое время я стоял в раздумье, а пир, почему-то решив отдать решение на откуп человеку, видевшему этот мир через призму старых реалий, прикусив губу, молча следил за застывшим в трагической позе проглотом.

— Пошли поговорим, — вдруг встрепенулся Дима и, схватив меня за рукав, потащил к стене.

— Чего ты? — Нахмурился я, с трудом отцепляя от своей куртки цепкие пальцы своего приятеля.

— Кончать его надо, пока не поздно, — горячо зашептал тот. — Пуля в лоб — и нет проблемы.

— Как вы, парни, тут интересно живете, — я покачал головой и с осуждением посмотрел на пира. В историю проглота я, естественно, не верил ни на грош, хоть изначально почти проникся, однако и пускать оборванца в расход в мои планы не входило. Не то чтобы я не мог убить человека. Нет, конечно, я бы, наверное, терзался некими моральными принципами, не спал ночами и страдал бы от кошмаров. Почему я так решил, сказать затрудняюсь. С каждым днем, с каждой минутой пребывания в новом мире мое понимание, моральные и этические нормы, взгляды на жизнь, все это мерно и неуклонно трансформировалось во что-то темное, загадочное и одновременно противоестественное. Будто и не я сейчас думал об убийстве как, ну скажем, о походе в кино, а кто-то другой, злой, циничный и расчетливый, привыкший к таким оборотам.

Самокопаниями, впрочем, заниматься было некогда.

— Нет, — я решительно тряхнул головой. — Не будем мы его приговаривать. Незачем патроны тратить.

— А хабар, — в ужасе зашипел Дима. — Если он за ним, то пропала моя нычка. Андрюшка, дорогой, я же ее годами копил. За такой схрон многие полжизни отдадут, если не целую.

— Ну ты же сам говорил, что он не один, — напомнил я пиру. — И пришел неспроста. Сначала узнаем, зачем пожаловал, а уж потом по обстоятельствам. Либо миром разойдемся, либо к стенке и мозги по бетону.

— А ты крут, болезный, — вдруг оскалился Дмитрий. — Только не шарил ничего, и тут такие обертоны. Никак проникся нашей собачьей жизнью.

— Не знаю, — просто пожал я плечами. — Будто подсказало что.

— Ну надеюсь, что то, что тебе подсказывает, дурного не посоветует. Эй, ты, там, — пир махнул Сенечке рукой. — Говори толком, чего приперся! Сказочка твоя про бегство из теплой уютной постельки Ханоя в этом ангаре не канает. Следил? Ну? — Автомат вильнул, и проглот на секунду зажмурился, готовясь к тому, что оружие в руках Дмитрия дернется и выплюнет стаю свинцовых пчел. Однако очереди не последовало, а время шло.

— Ну? — поддержал я Диму. — Не молчи, друг любезный. Говори честно, без утайки. Мы, конечно, не сканеры, но если на лжи поймаем, то мало не покажется.

— Говорю же, — сморщился, будто от зубной боли, оборванец. — Ушел я от Ханоя. Если быть точнее, сбежал.

— И чего так?

— Проворовался, а он спалил. Пустил трофейный тушняк налево.

— И много того тушняка было?

— Фура.

От масштабов сбагренных комендантских запасов Дмитрий удивленно присвистнул.

— А сам комендант что?

— А что он? — Сенечка показал ряд неровных желтых зубов. — Злится небось. Я как понял, что скрыть не удастся, встал на лыжи.

— А как скрыть думал? — не наигранно удивился я. — И в мирные-то времена такая пропажа вызвала бы подозрения. Сейчас и подавно.

— Да есть на кого списать. — Пожал плечами оборванец. — Ты тут, парень, вижу не местный. Банд много шарится по округе. В город соваться не рискуют, а по трассам шакалят будь здоров. Неделю назад накрыли подводу с провизией из Новгорода. Ребята там шли крепкие. Одних фризов в наем брали человек десять. Ничего, размазали по земле-матушке, как гной, и пикнуть никто не смел. Когда уж подоспели, поздно было. Пропала подвода, одни трупы вокруг.