Рэт Скэбис и Святой Грааль

Первым делом мы зарулили в городок Мальваль, где Скэбис хотел осмотреть церковь. Однако церковь была закрыта. Потом мы поехали в Пелюссан, где в местной часовне был барельеф с изображением Марии Магдалины, молящейся в пещере – по утверждению очевидцев, точно такой же, как на алтаре в церкви в Ренн-ле-Шато, – но нам не удалось убедиться в этом самолично, поскольку барельеф из часовни убрали. Там же, в Пелюссане, был замок Вирьо, одна из башен которого, по утверждению Андре Дюзе, вдохновила Соньера на постройку его Башни Магдалы. Я только не понял, почему Дюзе назвал эти сооружения «полностью идентичными»: башня Вирьо – высокая и круглая, Башня Магдала – приземистая и квадратная. Из Пелюссана мы поехали в Люп – к еще одному замку, построенному ни мало ни много потомками Меровингов. Но после того как мы дважды сворачивали не туда и потом долго стояли, дожидаясь, пока с дороги не уйдет стадо замученных коров, почему-то решивших, что трава посредине узкого однополосного проселка гораздо вкуснее, чем на лугу, Скэбис (благослови его, Боже!) решил, что человек все-таки может прожить без Люпа и его жизнь не станет от этого беднее. И мы отправились в Сен-Круа-он-Жаре.

Мы приехали туда далеко за полдень. Было жарко и душно. Мы с облегчением выбрались из микроавтобуса: запах сыров возвращался, неотвратимый, как смерть. В центре городка располагалась большая площадь, окруженная со всех сторон старинными зданиями, примыкавшими друг к другу, с единственной узенькой аркой, служившей и входом, и выходом, – самое что ни на есть подходящее место для начала активных поисков Древнего монастыря. В семнадцатом веке настоятелем монастыря в Сен-Круа-он-Жаре был некий Поликарп де л а Ривье, который, согласно Дюзе, входил в тайный каббалистический орден под названием «Общество Ангелов». Никола Пуссен, создатель «Аркадских пастухов», по-видимому, тоже был членом этой эзотерической группировки. Казалось бы, все, кто живет в этом месте, должны знать монастырь. Но наделе все обернулось печально. К кому бы мы ни обращались, никто не мог ничего сказать толком. Один особенно разговорчивый парень объяснял нам, наверное, минут пятнадцать, что он понятия не имеет, о чем мы толкуем. Он буквально преследовал нас по всей площади и говорил без умолку, яростно размахивая руками. Наверное, просто забыл, где выключается звук. Он замолчал только тогда, когда мы забрались обратно в микроавтобус, спасаясь от бурного натиска этого красноречивого аборигена.

– Fromage?[4] – спросил он, оборвав себя на полуслове и шумно втянув носом воздух, когда Бельи открыл дверцу микроавтобуса.

– Fromage, – подтвердил Бельи с тяжким вздохом, который, впрочем, тут же обернулся ехидным смешком, когда разговорчивый парень махнул нам на прощание рукой и поспешно ретировался, не сказав больше ни слова.

Последним пунктом программы этого злополучного дня значилось посещение кладбища в Сен-Андул-ле-Шато. Как и большинство кладбищ в маленьких французских городках, оно представляло собой огороженный каменной стеной анклав в городском предместье, где общественные участки перемежались с фамильными склепами местной аристократии. Скэбис искал надгробие, так что хотя бы на этот раз мы точно попали в нужное место. Впрочем, тут тоже была небольшая сложность. На искомом надгробии не было никаких надписей, и его можно было идентифицировать только по необычному резному изображению стилизованного цветка.

Дюзе пишет в «Модели Соньера», что точно такой же цветок высечен на надгробии коллеги Соньера, аббата Антуана Жели, убитого в 1897 году. Жели, кюре Кустоссы, маленькой деревеньки в трех-четырех милях от Ренн-ле-Шато, был забит до смерти каминными щипцами на кухне в собственном доме при церкви. Его били так яростно, что даже побелка на потолке буквально пропиталась кровью. Преступление, вполне очевидно, совершили не с целью ограбления (1000 франков наличными остались нетронутыми). Мотивы были неясны. Убийцу так и не нашли. Но кем бы он ни был, перед тем как уйти, он уложил тело жертвы, словно для погребения, скрестив руки убитого на груди, а рядом с телом оставил загадочную записку на листе папиросной бумаги. В записке было всего два слова: «Viva Angeline».

Загадка «Viva Angeline» входила в число наиболее любимых Скэбисом элементов истории Ренн-ле-Шато. Пока мы ходили по кладбищу Сен-Андул-ле-Шато, он рассказывал мне, что, вполне вероятно, между этим посланием и «Обществом Ангелов» существует какая-то связь. Бельи тем временем вступил в переговоры с кладбищенским резчиком, высекавшим эпитафию на могильной плите неподалеку от входа. Бельи показал ему фотографию могилы Антуана Жели, скачанную Скэбисом из интернета. Резчик, вернее, резчица – симпатичная молодая блондинка с радиоприемником, игравшим веселенькую поп-музыку – направила нас в самую старую часть кладбища, где мы практически сразу нашли анонимное надгробие с резным цветком.

– Наверное, это оно, – сказал я.

– Да нет, не похоже. – Скэбис сравнил цветок на могильном камне с фотографией надгробия Жели. – Видишь, они совсем разные.