Как бы глупо это ни звучало, но мои собственные приключения, мои «страсти по Граалю», действительно оживили во мне внутреннее ощущение цели – как раз тогда, когда при полном отсутствии работы и чего-то, пусть даже и приблизительно схожего с семейной жизнью (то есть тех самых простых, повседневных ценностей, которые не дают большинству сорваться и окончательно сойти с ума), я совершенно не знал, что мне делать с собой и с моей разнесчастной жизнью. Да, наш поиск Святого Грааля – это полное шизо, и все-таки это значительно увлекательнее, чем предполагаемый переезд на новое место, и я бы с большим удовольствием обозначал свой род занятий в анкетах как «охотник за Святым Граалем». Я сам не вполне понимал, для чего мне это надо. Может быть, так я казался себе интереснее. Не таким, как все. Или скорее обыденно ненормальным. Или попросту идиотом.
Я сидел на кровати, вертел в руках значок «The Damned» и думал обо всех наших вылазках в Ренн; обо всех странных людях, с которыми мы там встречались, и странных событиях, которые с нами случились. О лопнувшей шине и длинном перечне совпадений. О том, как у меня жгло ладони после Сен-Сальвера и часовни Рослин. О карте Генри Линкольна, расчерченной пентаграммами и кругами. О том, что хотя я и видел наглядные доказательства – подкрепленные линейкой и компасом, – я все равно не хотел в это верить. Не хотел верить собственным глазам. Так что неудивительно, что у меня были большие проблемы с тем, чтобы поверить в призрачных лошадей. Нет, правда.
Я вновь представил себе всю картину – поворот, свет фар скользит по дощатой изгороди, вспышка молнии – и подумал, что, может быть, это и был тот урок, который мне надо извлечь из прошедшего года: научиться верить в заведомо невероятное. В то, во что невозможно поверить. В совпадения, которые на самом деле и не совпадения вовсе. Во взаимосвязанность всех событий. В сакральную географию и обмен энергиями. В синие яблоки и белых лошадей.
Скэбис, разумеется, изводил меня с этими лошадьми постоянно. Даже не изводил, а нещадно гнобил, все время подкалывал насчет моих «паранормальных способностей» и насвистывал тему из «Охотников за привидениями» при всяком удобном и неудобном случае. Я отбивался шутками про мфкзт, но у меня каждый раз заворачивался язык. Тем более что когда у меня все-таки получалось выговорить это «мафуфукзит», Скэбис тут же интересовался, нашел ли я козьи шкуры, которые обещал поискать в рамках посильного участия в проекте по Ковчегу Завета. Ковчег Завета сделался постоянной нетленной темой наших бесед на веранде и в пабе. На самом деле меня это устраивало. Я уже понял, что данная тема вполне безопасна и вряд ли к чему-нибудь приведет. Изготовление Ковчега Завета было сродни «Булавке», панк-группе, которой не существовало. Роберт, кстати, не сразу въехал, что «ковчег», о котором мы говорим беспрестанно, это, по сути, обыкновенный сундук.
– А я думал, что это такая большая лодка! – удивленно воскликнул он. – Ну, как у Ноя. Каждой твари по паре. Просто я невнимательно слушал, когда ты рассказывал про него в первый раз, Рэт. И все пытался понять, как же эта хреновина с каждой тварью по паре поместится ко мне в гараж. Но теперь вы меня успокоили.
Разговоры о Ковчеге Завета ни в коем случае не исключали разговоров о Ренн-ле-Шато. Как-то вечером, сидя на достославной скэбисовской веранде, мы даже придумали собственную теорию о пергаментах Беранже Соньера. Все началось с того, что Скэбис сказал, что он вычитал в интернете, будто Соньер не чурался азартных забав и регулярно играл в государственную лотерею. Эта бесценная жемчужина информации скрывалась в длинном списке предполагаемых увлечений кюре.
– А что, если он выиграл их в лотерею? Эти свои миллионы? – хохотнул Скэбис.
– Да нет, вряд ли. Может, что-то и выиграл, но не все. Тут все не просто. – Я задумался о том, сколько раз за последний год мы со Скэбисом обсуждали данный вопрос, сколько мы посвятили ему сил и времени. Мне вдруг представились наши рожи на фотографиях в местной газете, а над ними – большой заголовок: «Житель Брентфорда задушил своего соседа, бывшего панк-музыканта». На суде я заявил бы, что на меня нашло временное помрачение рассудка, – и это было бы недалеко от истины.
– Да, но мне почему-то всегда казалось, что ответ на вопрос о богатствах Соньера должен быть очень простым, – сказал он. – Сходи включи чайник, и мы взглянем на факты.
– Может, поговорим о чем-нибудь другом? О Джиме Хендриксе, например?
– Нет, нет, нет, – решительно заявил Скэбис, укладывая на колени дощечку. – Будь другом, включи чайник.