Республика воров

Она согрела одну свечу в ладонях, и воск обрел сияющую прозрачность. Серебряным ножичком Хладнокровие переложил на свечу Локковы волосы и обрезки ногтей, размазал по воску капли крови. К безмерному удивлению Жана, воск словно бы впитал в себя все «самое необходимое».

– Образ безымянный, нарекаю тебя именем, – возгласила Терпение. – Создаю тебя, носитель крови, тень души, обманный сосуд! Передаю тебе плоть живущего, но не имя его духа. Ты – он и не он.

Она вставила свечу в подсвечник, а потом провела ту же церемонию с двумя оставшимися.

– А теперь не двигайтесь, – негромко сказала она Локку.

– Можно подумать, я тут пляшу, – буркнул он.

Хладнокровие взял моток веревки и вместе с Терпением прочно примотал ноги Локка к столу.

– Кстати, – сказал Локк, – прежде чем приступить к своему черному делу, дайте мне побыть с Жаном наедине. Мы служим богу, от которого вам лучше держаться подальше, и…

– Мы не станем мешать вашим священным обрядам, – ответила Терпение. – Но не мешкайте, а главное – ничего не трогайте.

Терпение и Хладнокровие вышли из каюты, плотно прикрыв за собой дверь. Жан опустился на колени у стола.

– От ее зелья у меня мозги закисли, но теперь вроде соображать полегче стало, – сказал Локк. – На меня сейчас, наверное, смотреть смешно.

– Ох, да на тебя всегда смотреть смешно!

– Да пошел ты… – усмехнулся Локк. – Слушай, а этот твой энд-ликт-ге… как его там?

– Endliktgelaben.

– Ага, он самый. Ты его нарочно придумал, чтобы меня разозлить, или это все на полном серьезе?

– Ну, вообще-то, я тебя разозлить хотел, – поморщился Жан. – На полном серьезе. Сказал, что думал. Не знаю только, правда это или нет. Хочется верить, что нет. Но когда тебе приходит в голову винить себя во всех наших бедах, то ты становишься совершенно невыносим, гад эдакий! И вот это чистая правда.

– Знаешь, Жан… если честно, то умирать совсем не хочется. Может, это потому, что я трус и сердце у меня цыплячье. Нет, на магов мне насрать, и деньги их мне не нужны, но вот… умирать я не хочу. Не желаю!

– Ш-ш-ш! Успокойся, – сказал Жан. – Вот и докажи, что не хочешь. Не умирай.

– Дай мне руку.

Они сомкнули левые ладони.

Локк, кашлянув, торжественно произнес:

– О Многохитрый Страж, Безымянный Тринадцатый бог, к тебе взывает твой слуга. Мои недостатки и прегрешения неисчислимы, и я не стану отягощать твой слух их описанием… – Он закашлялся, утер кровавую слюну рукавом. – Но честно признаюсь, что… не хочу умирать, не хочу расставаться с жизнью покорно и без боя. О Хранитель воров, ежели ты изыщешь в своем сердце хоть толику жалости, склони чашу весов на мою сторону еще один раз… Ну если не ради меня, то ради Жана, он-то уж точно у тебя на хорошем счету.

– Внемли нашей сердечной мольбе, о Великий Благодетель! – добавил Жан, поднимаясь с колен. – Страшно?

– До усрачки.

– Ничего, я тебе жопу подотру.

– Сволочь ты! – Локк устало закрыл глаза. – Зови уже их. Пусть начинают.

3

Немного погодя Терпение и Хладнокровие встали по обе стороны стола, напротив друг друга.

– Доставайте грезосталь, – сказала Терпение.

Хладнокровие вытащил из-под рубахи цепочку с серебристой подвеской, прошептал какое-то заклинание, и металл превратился в сверкающую жидкость, которая стекла по его пальцам и собралась в сияющий шар на ладони.

– Это ртуть? – спросил Жан.

– Нет, от ртути рассудок мутится. Это грезосталь, наше изобретение, облекающее мысли в ощутимые образы. Для тех, кто умеет с ней обращаться, она безобиднее воды. Ну, почти.

Маги простерли руки над столом. Из сияющего шара на ладони Хладнокровия вытянулись тонкие струйки грезостали, поползли между пальцев и медленно, как во сне, стекли на грудь Локка, не расплескиваясь, а покрывая переливающейся серебристой пленкой каждый завиток черных узоров, начертанных на его теле.

– А сейчас вы испытаете не совсем обычное ощущение, – предупредила Терпение и одновременно с Хладнокровием сжала руки в кулак.

Замысловатые серебристые узоры вздыбились, словно бы срываясь с кожи. Локк выгнулся дугой, но маги осторожно прижали его к столешнице. Грезосталь застыла тысячами тончайших острых волосков, бескровно вонзившихся в плоть Локка, будто иглы чудовищного дикобраза.

– Бр-р! – прошептал Локк. – Холодно…

– Так и должно быть. – Терпение взяла глиняный сосуд с дыханием Локка и подошла к подсвечнику. – Образ именованный, возжигаю тебя, – изрекла она, откупорив сосуд и поднося его поочередно к трем свечам. – Носитель духа, передаю тебе дыхание живущего, но не имя его духа. Ты – он и не он.

Она шевельнула пальцами правой руки, и дрожащее белое пламя охватило фитильки трех свечей.

Вернувшись к столу, она положила правую ладонь на грудь Локка, и Хладнокровие повторил ее жест так, что их кончики пальцев соприкоснулись. Между пальцами обвилась нить с серебряным отливом, и маги едва заметными быстрыми движениями начали ее сплетать. Жан невольно поежился, вспомнив, как Сокольник управлялся с такой же нитью.

Терпение и Хладнокровие свободными руками придержали Локка за плечи.