Республика тринадцати

Жаль, что я романа не дочитал. Буря помешала мне, а я как раз остановился на самом интересном месте, где было описано, как пароход блуждал по волнам океана, как на пароходе кончился провиант и как бросали жребий, кого из матросов употребить в пищу. Жребий бросали до тех пор, пока в живых остался только один капитан. И этот капитан поплыл к острову «Кукуруза».

А что, если и мы попали на этот остров, и дикарям из племени «Таратута» захочется полакомиться котлетами из человеческого мяса?

Если так — то лучше было погибнуть в море!

Атеист

Эта мысль заставила нас всех содрогнуться: никто из нас не хотел попасть на зубы дикарям, а предпочел бы скорее зажарить кого-нибудь из них. Мы отчаянно проголодались, свершив немаленькую прогулку по морю на обломках разбитого парохода.

Ребром встал вопрос о еде. Мы поглядели друг на друга такими глазами, точно говорили: «Давайте-ка бросим жребий, кого раньше съесть».

— Если мы будем стоять, ничего не выйдет. Надо начать поиски, достать пищу.

Так сказал один из нас. Кажется, миллионер. Он больше всех страдал от голода.

— Достать пищу? — сказал другой сердито. — Это легко сказать! А где достать? Разве вы не видите, что мы находимся в пустыне?

— Вы так решили? — спрашивает третий, рассердившись на второго.

— Милосердный Б-г, избавивший нас от воды, наверное, и накормит нас.

Так произнес единственный набожный еврей среди нас — ортодокс, но за это атеист наградил его злобным взглядом.

И таким образом начались дебаты. Они продолжались до тех пор, пока один из нас (я не хочу сказать, что это был я, дабы вы не сочли меня хвастуном) не напал на блестящую мысль: мы все должны разойтись в разные стороны и начать поиски в лесу, на горах, в полях. Это предложение было почти уже принято, но нашелся один и запротестовал:

— А вдруг мы заблудимся?

Это было очень дельное замечание, и все согласились с тем, что тринадцать — это не один. Но все-таки остался вопрос: куда нам всем двинуться? В какую сторону? Влево или вправо? В лес или в поля? И снова закипел спор, и, как на пароходе, мнения разделились. Сколько людей — столько мнений. Тринадцать человек — тринадцать мнений. Один утверждал, что в лесу должны быть плоды, какие — неизвестно, но, во всяком случае, — плоды. Его перебил другой:

— Я впервые слышу о том, что в лесу растут плоды.

Вмешался третий и сказал, что бывают различные леса. Если нет яблок и груш, то зато, наверное, есть орехи. За орехи он ручается.

— За орехи вы ручаетесь? Чем вы, например, ручаетесь?

— Чем хотите!

— И за диких зверей вы тоже ручаетесь?

— Для чего вы тут приплели зверей? Дикие люди опаснее.

— Гораздо хуже!

Спор тянулся бы до бесконечности, но вмешался рабочий:

— Господа! Если вы не обидитесь, я вам кое-что скажу. Я себе человек простой, рабочий, всяких там штук не знаю, но для чего ссориться по поводу того, чего не знаешь? Возможно, в лесу много плодов, но, может быть, и наоборот. Если вы мне позволите, я на минутку забегу в лес. Если там растут плоды, я вам скажу или сорву и принесу. И мы поедим.

Это было так просто и ясно, что никто не запротестовал. Мы расселись по камням, греясь на солнце, и каждый из нас погрузился в свои думы. Все мы молчали и не потому, что боялись нарушить святую тишину и не из-за отсутствия тем для разговора, но по очень простой причине: мы были, как я уже вам говорил, адски голодны, а голодный человек не любит разговаривать.

Сионист

Если все чувствовали то, что я чувствовал, — мне придется сказать, что в ту минуту каждый из нас с вожделением поглядывал на другого не хуже людей племени «Таратута».

Да, голодный человек — зверь. Я мог убедиться в этом, когда рабочий вернулся из леса, с ног до головы нагруженный плодами. Вся колония набросилась на него. Б-г знает, что могло бы произойти, приди он с пустыми руками. Джентльмен-банкир первый бы задушил его. Но, к счастью, наш ходок принес сладкие свежие бананы и жирные орехи. И мы, словно дети племени «Таратута», набросились на них, вырывая друг у друга из рук.

Эти бананы и орехи были изумительно вкусны. Мы не могли ими нахвалиться. Каждый из нас находил в них различный вкус и высказывал по этому поводу свое мнение.

Чем больше мы ели, тем все разговорчивее становились. Засияли лица, улыбки показались на губах. Мы стали совершенно другими людьми. Один заметил, что банан — самый лучший плод.

Другой заявил, что бананами он готов питаться всю жизнь.

Третий доказал, при помощи Дарвина, что первобытные люди питались исключительно бананами. Но вмешался еще один и при помощи того же Дарвина стал отрицать это.

Его поддержал пятый, приведя в доказательство зубы:

— Если первобытные люди питались бананами, почему же у них были такие крепкие зубы?

Но вступил ортодокс, сотворил молитву над плодами и заявил:

— О чем вы тут спорите? Разве вы забыли, что сказано в Писании? Б-г ведь так наказал Адаму: «со всех деревьев в саду ешьте, кроме этих двух деревьев».