Решительный и правый

— О нет... Трапезундские? — Невзоров с наслаждением затянулся. — Однако вопреки привычкам одно время пришлось перейти на самосад. Не курили? Это адская смесь, раздирающая гортань и легкие. Так-то, дорогой Аршак Григорьевич.

— Что же случилось? — спросил Марантиди.

— Вы знаете, я хотел выйти из игры. У меня было около ста тысяч в твердой валюте, этого хватило бы для начала в любом населенном пункте Америки. Для меня это не просто бегство за границу. Сейчас для русского пересечь Атлантический океан — значит преодолеть расстояние, по крайней мере, в сто лет. Будущее создается на Американском континенте, дорогой Аршак Григорьевич. Я изучал статистику. Если уж начинать все заново, то только там. Даже политическую борьбу. Теперь судьбы мира будет определять нью-йоркская биржа.

— Вы правы, — задумчиво произнес Марантиди. — Продолжайте, Григорий Петрович.

— К сожалению, мне не удалось вырваться из этого сумасшедшего дома. На меня едва не надели смирительную рубашку. Помог один старый знакомый. Эта история стоила мне всех сбережений и половины здоровья. Заодно пришлось отказаться и от последней семейной реликвии — фамилии. Теперь я Глебов, скромный совмещанин, горячо одобряющий новую экономическую политику.

— Что поделаешь, Григорий Петрович, — вздохнул Марантиди. — Всем нам приходится идти кругами Дантова ада... Чем вы думаете заняться?

— Еще не знаю. Сначала нужно осмотреться.

— Да, да, да... — рассеянно кивнул головой Марантиди. Он встал и, грузно ступая, прошелся по комнате. Видно было, что ему не дает покоя какая-то мысль.

Невзоров налил в рюмки вина:

— Тосты еще не исчерпаны, Аршак Григорьевич.

— Да, конечно... Может быть, впереди самый главный. — По внезапно изменившемуся тону, по какой-то новой, напряженной нотке, прозвучавшей в голосе Марантиди, Невзоров понял, что грек сейчас заговорит о том, что заставляло его с такой настойчивостью искать этой встречи. И он не ошибся.

— Григорий Петрович, откровенность за откровенность, — заговорил Марантиди. — Я решил уехать в Грецию. Того, что у меня есть, хватит не только для начала. Все мои сбережения находятся в швейцарском банке. Нельзя без конца испытывать судьбу. Но у меня здесь большое, хорошо налаженное дело, в котором заинтересованы определенные круги за границей. Мой преемник должен быть абсолютно надежным человеком. Только при этом условии я смогу уехать. — Он остановился против Невзорова, пристально заглянул ему в глаза. — Григорий Петрович, я не вижу никого, кроме вас, кому можно было бы доверить дело...

— Я должен подумать, — медленно сказал Невзоров. — Не знаю, стоит ли игра свеч... Можно и без этого прилично заработать, почти ничем не рискуя.

— Заработать — да. Сделать состояние — нет. А без этого, Григорий Петрович, незачем пересекать Атлантику.

— Предположим, я соглашусь. Вы уверены, что эти... гм, круги... одобрят ваш выбор?

— Считайте, что это уже согласовано. За вас буквально все: ваше прошлое, деловые качества, опыт конспиративной работы, связи, знание языков...

— Хорошо. Не позже чем послезавтра я дам вам ответ... Но как бы там ни было, я очень рад нашей встрече... Рюмки ждут, Аршак Григорьевич, — улыбнулся Невзоров. — Ваш тост.

— Я никогда не любил Россию, — Марантиди поднял рюмку. — Дикая страна, сумасбродный народ, шарахнувшийся от старообрядчества к социализму. Мне трудно дождаться того дня, когда я навсегда покину эту скифскую степь... От вас я могу не таиться, Григорий Петрович. Деловой человек новой формации выше национальных предрассудков. Оставим их в утешение нашим фанатикам. Наша Эллада там, где нам хорошо. Так выпьем же за нее!..

Только теперь, после встречи с Марантиди, Невзоров в полной мере осознал, какая глубокая пропасть разделила его прошлое и настоящее.

Того, чего втайне побаивался Невзоров, готовясь к этой встрече, не случилось: говоря с Марантиди, он не испытывал ни скованности, ни смущения, ни раскаяния; бывший партнер, умом и выдержкой которого он когда-то восхищался, вызывал у него внутренний протест.

«Что этот грек знает о России, о русском народе? — думал Невзоров, медленно расхаживая по комнате. — Конкистадор, пришедший на чужую землю, чтобы ограбить ее, — ему нет дела до ее прошлого и будущего...»

В долгих ночных раздумьях, в беседах и спорах с Зявкиным Невзоров заново переосмысливал историю своей страны. Если бы ему до ареста сказали, что человеком, который заставит его отказаться от прежних убеждений, будет начальник ДонГПУ, он счел бы это неумной шуткой, не более. Но случилось именно так.

Зявкин обладал разносторонней эрудицией, огромным жизненным опытом, глубоким, гибким умом, и аргументы, основанные на точном знании фактов, были неотразимы.

Зявкин с его внутренней убежденностью, тактом, редким даром обостренной совестливости сумел пробудить в Невзорове чувство Родины, ощущение сопричастности к общей судьбе народа.

Сведения, которые Невзоров сообщил Борису после первой встречи с Марантиди, полностью совпали с информацией, имевшейся у чекистов. Вечером Зявкин собрал в своем кабинете ответственных сотрудников всех отделов.