Решальщики. Развал. Схождение

— Может, ну его на фиг? Это я не про еду, разумеется. Про контору.

— Здрасьте! У нас же вечером заслушивание. У товарища Брюнета. Забыл?

— Блин, точно, — поморщился Купцов. — Совсем из башки вылетело.

— Да у вас, инспектор, налицо все признаки прогрессирующего склероза. Смотри, дружище: запустишь — может оказаться чревато.

— Чревато чем?

— Не то худо, когда забываешь застегивать ширинку. Гораздо хужее, когда забываешь ее расстегнуть.

— Слабовато. На гомерический хохот не тянет.

— Извини, чем богаты. Так куда направимся питаться?

— Димк, а давай ты лучше меня возле метро выкинешь? — немного смущаясь, попросил Леонид.

— На кой?

— Пока ты обедаешь, я как раз успею к Яне проскочить — ей сегодня гипс снимают. Да не криви рожу-то! Я ненадолго.

— Плавали — знаем. Это ты другим звени про «ненадолго», — заворчал напарник. — А не мне, человеку долга.

За разговорами решальщики добрели до микроавтобуса и, загрузившись, покатили в сторону центра. Впрочем, всего через каких-то сто метров встали, упершись в «пробочку».

— Слушай, «человек долга», помнишь, я как-то просил тебя аккуратненько опросить Брюнета?

— На предмет?

— На предмет Янкиного мужа.

— А-а. Было дело под Полтавой.

Ярко-малиновые пятна стоп-сигналов стоящего впереди «жигуленка» погасли — вереница машин медленно тронулась. В образовавшуюся перед «Фердинандом» брешь тотчас попытался влезть «мерс» из неподвижного левого ряда, однако Дмитрий резво газанул вперед. «Мерс» возмущенно засигналил в адрес «ржавого ведра». В ответ Петрухин поставил локоть правой руки на клаксон и замер в позе роденовского «мыслителя». От оригинала его сейчас отличало разве что выражение лица да выставленный в приоткрытое окно средний палец. Остальные, разумеется, оказались поджаты.

— Прекрати, — скривился Купцов, которого все эти американские штучки страшно раздражали.

— А че он борзеет? — буркнул Дмитрий.

Но локоть с клаксона снял. И убрал из окна палец.

— Так ты спросил у Брюнета? — нетерпеливо напомнил Леонид.

— Допустим.

— Ну и? Есть чего сказать?

— Кое-что есть, — неохотно подтвердил Петрухин.

— Блин! Хорош уже издеваться! Рассказывай!

— Экий вы пылкий. Влюбленный… Короче, если в двух словах — Асеева вдова. Так что все пути тебе открыты.

— А если в трех?

— А если в трех: покойный муж Яны Викторовны работал на Брюнета и был известен под кличкой Сева Осетинский. Его застрелили пять лет назад.

— Фига се! — обалдело выдохнул Купцов. — А… а почему «осетинский»? Типа, кавказец?

— Нет, типа славянин. Просто обожал осетинские пироги. Остальную жизненно-важную информацию об этом человеке вы, инспектор, можете получить от своих друзей из ОРБ. Или ознакомиться с ней в цельно-стыренной и растиражированной на дисках базе данных РУБОП.

— А с чего ты вдруг со мной таким тоном?

— А с того, друг мой, что я, конечно, обожаю собирать сплетни. Но! Очень не люблю их пересказывать, — отчеканил Дмитрий. — И на этом всё… Проехали… Вернее — поехали. К метро… И учти — чтоб к семнадцати нуль-нуль был как штык. Я в одиночку за всех и вся отдуваться не собираюсь. Невзирая на твои героические «заслуги выходного дня».

* * *

Болезненно морщась, Федор Николаевич потянулся за трубкой радиотелефона и по памяти плохо слушающимися пальцами набрал номер.

Снова безрезультатно: абонент продолжал пребывать вне зоны доступа.

В принципе, в этом не углядывалось бы никакой трагедии, кабы не странный утренний звонок из банка. Скорее всего, позвонивший — судя по голосу, совсем еще зеленый «клерчонок», — банально запутался в цифрах счета, но спокойствия пущего ради хотелось убедиться в этом лично. Вот только Лощилин, как назло, куда-то запропастился.

«Наверное, накануне перебрал со шведами, обмывая сделку. С него станется», — неприязненно подумал Федор Николаевич и, совершив над собой очередное усилие, сделал новый вызов:

— Алло! Оленька, это я. Тебе сегодня случайно Лощилин не звонил?.. Понятно… Да так, ерунда. Хотел кое-что уточнить… Когда вернешься?.. А побыстрее никак?.. Да я понимаю, котенок. Просто, похоже, у меня снова начинается… Таблеточку бы мне… Поторопись, солнышко, поторопись…

Глинский сбросил звонок и в бессилии откинулся на подушки, продолжая сжимать в ладони телефонную трубку.

* * *

— …Вот на этой оптимистической ноте позвольте закончить доклад о магических обрядах и не менее магических разводках и перейти к прениям. Слово предоставляется инспектору Купцову.

Приватное совещание в кабинете Брюнета, в ставшем уже традиционным формате «1 + 2» началось с получасовым (здесь — по вине босса) опозданием. И это обстоятельство персонально для Купцова оказалось весьма кстати, поскольку возвратиться из больницы к озвученным «17:00» он не успел. Причины тому имелись самые уважительные — с Яны Викторовны действительно сняли гипс. И, отмечая столь важное событие, они, улучив межпроцедурный момент, умудрились экстремально заняться экстремальной любовью. Так что по приезду в контору Леонид внутренне сиял как начищенный до блеска пятак, хотя внешне продолжал поддерживать повседневное «лица необщее выраженье».