Решала

— Там свидетельница была, соседка, — ехидно сообщаю я.

— Учтём, — мрачно кивает себе под нос мужик.

Он что, собрался на свидетельницу воздействовать?

— Старушка — божий одуванчик, — на всякий случай сообщаю я.

Не хватало ещё, чтобы к бабке полезли!

— Бога нет, — так же задумчиво молвил коммунист.

Сука, ничего святого!

— Она — мама члена ЦК, вы там учитывайте всё, — вспомнил я ещё один факт.

— Да ладно! А эта ваша Светлана точно...? — наконец проняло татарина.

— Точно. Мой совет, пусть ваш сын извинится перед девушкой. И лучше в учебном заведении, а не домой лезет.

— У сына голова пробита!

— Задницу ремнём в детстве бить надо было, голова бы сейчас целее была! — надоело убеждать мне.

— Это верно, и в самом деле — запустил я воспитание сына. Эх. Вот меня били ремнём, и кем я стал? А его попробуй было только за ухо взять, как три сирены сразу орать начинали.

— Три? — не понял я.

— Жена, мама моя и тёща, — пояснили мне сложности татарского воспитания подростков.

— Ну что, расходимся? Раз в камеру идти вы передумали, — пацанёнок в моей душе не мог не подковырнуть поверженного врага.

— Хр-р-р-р.

Мощный храп Сергея Леонидовича отвлёк нас от беседы. Нет, ну ты посмотри — спит! А если меня тут... какая гнида. Набухался и спит, а народ, смотрю, уже в самолёт двинулся.

— Вот кому хорошо! — с неожиданной добротой в голосе произнес секретарь.

— Тащ майор, помогите тренера в самолёт доставить, а с товарищем Рево... Мы претензий не имеем друг к другу.

Отчество товарища я даже и не попытался выговорить до конца.

В самолёте спящего тренера привалили к иллюминатору, я сел с краю, а посередине уселась сморщенная заносчивая мадам бальзаковского возраста. Она сразу дала понять, что недовольна нашим соседством и даже требовала у стюардессы или пересадить её или, как вариант, скинуть нас с самолёта без парашюта. Но экипаж самолёта, видя с каким почтением нас садили на борт, её требования проигнорировал. Шапокляк (а дама была на неё похожа) скривила губы и обещала будущие проблемы всем, начиная от своих соседей и стюардесс, заканчивая своим зятем, с которого «нехер взять». Купил билет, называется! Один раз она его попросила!

— Напьются как свиньи и людям жить мешают, — шипела она якобы себе под нос, но на самом деле для меня — Леонидыч же спит бухой.

Мне её брюзжание никуда не упиралось — сижу расслабленный после конфликта, завершившегося моей полной победой. Ух! Самолёт провалился вниз! Видно, попали в яму воздушную. Шапокляк, смешно икнув, схватила за руки и меня и Игоря Леонидовича.

— Это просто воздушная ямка, — успокаивающе сказал я, с трудом отдирая старушечью лапку от своего рукава. — Всё закончилось уже.

Ух-х-х! Не согласилась со мной реальность! Мы рухнули ещё ниже. Народ в салоне загомонил, даже те, кто спал, проснулись. Ну, Леонидыч не в счёт.

— Уважаемые пассажиры, прошу занять свои места, мы попали в зону турбулентности, уберите ваши столики и пристегните ремни! — нервно сообщила старшая стюардесса.

— Господи, какой он дурак! — трагически шепнула соседка, пытаясь застегнуть ремень.

— Кто? Антон ваш? — спросил я, желая переключить её внимание и помогая пристегнуться.

— Спасибо! А вы хороший! — женщина погладила меня по рукаву. — Отдала дочку за не пойми кого!

Вот и делай людям добро! До конца полёта я уже всё знал про семью тетки, которая просила называть её тетей Машей. Единственная дочка, красавица и умница, влюбилась в военного и сейчас вместе с внуком и мужем живет в столице, пока муж учится в академии. Я попытался сделать вид, что сплю. Куда там! Ещё некстати и обед принесли. Зато тетя Маша подала идею, как решить проблему с тренерской бедой.

— Надо поменять квартиру на другую, желательно на последнем этаже, раз уж они такие нежные... Я вот в войну при бомбёжке спала, и ничего — мне не мешало!

— Гениально! — серьёзно сказал я. — Спасибо, тёть Маш.

Сижу, обдумываю, через кого мне удобнее будет такое порешать?

— Сестра у меня в Академе живет, на девятом этаже в трёхкомнатной. Так она с доплатой поменяет! ... Хотя, там голуби над ней живут. ... Не топают, но крыльями машут ... — вывел меня из раздумий голос соседки. — Зато она глухая почти, ей на этот шум плевать!

— У Игоря Леонидовича двухкомнатная, но большая, и в центре.

— Надо поговорить со своей младшенькой. Нас три сестры, знаете, как у Чехова... — опять сбилась на воспоминания тетя Маша.

— Телефон у неё есть? — невежливо перебиваю я и пытаюсь разбудить Леонидыча. — Садимся через полчаса.

— Через полчаса? Пить хочется! Есть что? — мой тренер вполне трезвый, но ото сна ещё не отошёл.

— У вас квартира сколько метров? И на какой улице?

— Шестьдесят. Ты ж был у меня на новоселье. Кухня — восемь, — ответил тренер после паузы, которую заполнил осушением бутылки минералки.

— Я был один раз и не мерил! — сварливо поясняю я и рассказываю план обмена квартиры на квартиру.

— Тысяча в загашнике есть! — оживляется тот, завидев перспективу убраться из жилищного ада.