Артык уже другими глазами посмотрел на зеленеющую равнину и вспомнил Амударью.
— Смотри, Алеша, как прекрасна наша земля! Чуть дождь упадет, солнце выглянет — сразу все зазеленеет. Если б вода, какие были бы здесь урожаи! А если бы провести сюда воды Амударьи, как говорил Иван, пустыня превратилась бы в рай.
— Так и будет! Мы с тобой взяли оружие ради свободы этой прекрасной земли, — мы будем и свидетелями того, как эти пустыни превратятся в цветущий сад. У нас светлое будущее!..
Командир и комиссар вернулись к своему эшелону. Джигиты играли на дутарах, пели песни.
Корда командир и комиссар подошли и сели, бахши запел песню на слова Махтумкули:
Бахши кончил петь. У Мавы невольно вырвалось:
— Эх! Как будто он всю жизнь провел в боях!..
Ашир перебил его. Указывая на эфес своей кривой сабли, он спросил;
— Как думаешь, эту саблю мастер для чего сделал?
Мавы хлопнул ладонью по прикладу винтовки:
— А это для чего смастерили?
— Я другое хочу сказать. Разве не песня шахира навострила эту саблю? Его слова и на меня действуют. Оружие — оружием, но.. — Ашир положил руку на сердце, — если это на месте, твое дыхание, как сказал шахир, и камень расплавит.
Песни смолкли, — другое привлекло внимание джигитов: со стороны Чарджоу пришел вагон командующего. Тыжденко побежал на станцию. Через несколько минут в вагон позвали и Артыка.
Иван Тимофеевич, здороваясь с Артыком, спросил:
— Как настроение, товарищ командир?
Артык взглянул на Тыжденко, решив, что комиссар уже передал командующему их разговор, но виду не подал и бодро ответил:
— Как у командующего, так и у командира.
— Ты не сердишься на меня?
Артык уже с упреком посмотрел на Тыжденко.
— Может быть, что комиссар сказал тебе?
Тыжденко только пожал плечами, а Иван Тимофеевич, ничего не понимая, нахмурился:
— Я спрашиваю не комиссара, а тебя. Я отказал тебе в некоторых просьбах, — может быть, ты обиделся?
— Товарищ командующий! Бывает, что я не все понимаю.
Чернышов повернулся к Тыжденко, хотел что-то сказать, но Артык опередил его.
— Комиссар помогает мне, объясняет. Каков бы ни был приказ — я всегда готов его выполнить!
Прямая речь Артыка понравилась Чернышеву.
Он понял, что Тыжденко ведет неослабную работу, стараясь сделать из Артыка дисциплинированного командира.
— Артык Бабалы, — сказал он официальным тоном, — я могу сейчас исполнить одну твою просьбу: сегодня вечером с полусотней пойдешь в глубокую разведку.
Артык встал перед командующим в положение «смирно», поднес руку к папахе:
— Слушаю!
— По возможности воздерживайся от стычек, — продолжал Чернышов. — Главное — разведка. Нам мало знать о вооружении и численности врага. Надо знать все: о настроениях, о боеспособности частей. Поэтому надо постараться захватить в плен неглупого, осведомленного человека. Думаю, что вы справитесь с заданием. Готовьтесь!
— Готовы, товарищ командующий!
Артык и Тыжденко вышли из вагона и направились к своим конникам.
Было уже далеко за полночь. Полная луна плыла за редкой пеленой облаков. Конный отряд, обойдя Кур-ба-Кала с северо-запада, никого не встретил. Далеко на западе светились, как два глаза, огни паровоза. В песках выли шакалы.
Тыжденко, ехавший рядом с Артыком впереди отряда, сказал:
— Артык, по-моему, мы уже на байрам-алийских полях. Дальше ехать опасно. Как бы не нарваться на конников Нияз-бека.
— А приказ командующего?
— Командующий не приказывал доходить до Бай-рам-Али.
— Но он сказал — привести человека, да еще умную голову.
— Если на обратном пути будем держаться ближе к железной дороге, то, возможно, и достанем такого человека. Мы сделали слишком большой заход, наверное, прошли их наблюдательные посты.
— А по-моему, вблизи железной дороги мы попадем под огонь поезда. Не думай, что Артык боится.
Но джигитам не устоять против него. Я видел, знаю...
— Что же делать?
— Пройти еще немного вперед.