Решающий шаг

Над неудачными отгадчиками посмеялись и приступили ко второму кругу игры. Когда шум стих, со стороны кибитки гелин снова донесся приглушенный стон, болью отозвавшийся в сердце Артыка. Он встал и пошел домой.

За кибиткой молодоженов, у самой стенки, молча лежала группа людей. Узнав среди них Ашира, Артык подошел к нему и спросил:

— Чего это ты разлегся тут?

Ашир ответил шепотом:

— Слушаю.

— Ну и дело же ты нашел себе! Интересно, да?

— А ты послушай-ка, что там делается!

Артык опустился на землю рядом с Аширом и тоже, как и другие, приложил ухо к стенке кибитки. За стенкой слышались голоса молодоженов — один звонкий, мальчишеский, другой тихий, приглушенный до шепота:

— Ложись, тебе говорю!

— Нет, не лягу с тобой!

— Тише, мальчик! Чего ты кричишь? Ну, а какой подарок ты мне приготовил?

— А что такое — подарок?

— Подарок — это подарок: конфеты...

— Не знаю, мать ничего не говорила об этом.

— Так ты — мамин сынок?

И снова громко прозвучало в ответ:

— И материн и отцов!

— Тихо, тебе говорят! А то возьму да ущипну!

— А я не останусь с тобой и маме скажу!..

Разговор оборвался, послышалась глухая возня. Должно быть, мальчуган хотел уйти, но девушка не отпускала его. Вдруг раздался плачущий выкрик:

— Ма-ма-а-а!..

Артык вернулся в свою кибитку и лег, но заснуть долго не мог. Свадебное веселье и стоны умирающей гелин, радость и горе, жестокое и смешное — все переплеталось в беспорядочных видениях этого дня. Особенно нелепым казалось то, что из-за лишнего пая воды женили мальчика на почти взрослой девушке, мучая их обоих.

На следующий день народ с утра собрался на широком поле к западу от аула. Здесь должны были состояться большие скачки, — на байскую свадьбу съехалось немало джигитов из других аулов.

Когда Артык выехал в поле, зрители уже сидели плотными рядами по обеим сторонам длинной скаковой дорожки, по которой взад и вперед носились участвующие в скачках джигиты, делая короткие пробеги своим скакунам. Глашатаи пронзительно выкрикивали имена коней и их хозяев, готовя парные заезды.

Артык решил не участвовать в состязаниях и накормил своего коня, а скакуны, которых готовили к состязанию, с вечера стояли с подтянутыми животами.

Чакан, горячий и злой конь Меле-бая, пританцовывал и не подпускал к себе никого, кроме выезжавшего его конюха. Мелекуш Халназара и Чакан Меле-бая были лучшими скакунами, известными далеко за пределами аула. Но у Мелекуша болела надкостница, и он не мог участвовать в скачках.

Раздался голос глашатая-

— Э-эй, Меле-бай, отправляй коня-а-а!

Наездником Меле-бая был невысокого роста щуплый парень с живыми глазами: по тому, как он садился на коня, было видно, что он и горд выпавшим ему счастьем скакать на одном из лучших коней, и очень взволнован.

Мелебаевскому Чакану предстояло состязаться с большим серым конем Агъярымом, что значит «полтора коня», принадлежавшим семье Беззатларов из племени утамыш. В прошлых скачках эти кони уже состязались, но результат оказался спорным.

Вокруг лучших скакунов стояли толпы людей. Знатоки спорили о преимуществах того или иного коня. Тут же шныряли мальчуганы с блестящими от волнения глазами. Зрители с нетерпением ожидали открытия скачек. Наконец, глашатаи объявили о начале парных заездов, и джигиты-наездники направили своих коней за черту.

Толпы народа зашумели, заволновались, сгрудились по обеим сторонам скаковой дорожки. Кони озирались по сторонам, горячились. Вдруг один из них, встав на дыбы, чуть не врезался в густую толпу зрителей. Не успел улечься поднявшийся переполох, как другой, разгоряченный, серебристо-серый конь в бешеном галопе пронесся мимо Артыка и сбил с ног мальчугана в большой черной папахе. Артык поднял мальчика на руки и увидел, что тот побледнел и не может даже вздохнуть. Его положили на тележку торговца и отправили домой.

После нескольких заездов наступила очередь коней Меле-бая и Беззатларов. Наездник Меле-бая тотчас вскочил на Чакана и выехал на скаковую дорожку. Вслед за ним на огромном Атъярыме выехал на дорожку и наездник Беззатларов. Напряжение зрителей возросло.

Долго не могли выравнять коней по одной линии. Наездники, стараясь перехитрить друг друга, вырывались вперед, за черту, и по окрику распорядителя скачек возвращались обратно. Распорядитель уже охрип от крика, а кони вспотели. Кое-кому становилась понятной хитрость мелебаевского наездника, — грузный Атъярым расходовал на эти заезды больше сил, чем горячий и легкий Чакан. Наконец, в двадцатый или тридцатый раз обоим наездникам удалось одновременно перемахнуть черту, и они пустили коней галопом.

Зрители повскакивали с мест, разом подались вперед и почти запрудили дорожку. У Меле-бая не хватало решимости взглянуть на своего Чакана; от волнения у него дрожали колени, и он стал ходить взад-вперед за спинами зрителей.

Чакан шел впереди, сверкая своим догабагом, но с каждой секундой расстояние между ним и Агъярымом уменьшалось. Вот конь утамышей почти совсем поравнялся с мелебаевским скакуном. Тогда джигит на Чакане, скакавший с левой стороны, стал отжимать