Решающий шаг

Ровный свет полуденного солнца прямым столбом падал в кибитку через верхнее отверстие, освещая край очага и плечо девушки, склонившейся над шитьем. Айна вышивала тюбетейку. Услышав голос Артыка, она вздрогнула, горячая кровь побежала по телу. «Нет, это не он, это мне почудилось. Голодной курице просо снится...» Солнечный луч над ее головой заслонила высокая фигура. Тогда она вскочила с места и, сама того не сознавая, громко вскрикнула:

— Артык-джан!

Они бросились друг другу в объятия.

Придя немного в себя, Айна разостлала на почетном месте сотканный ею прошлой весною ковер и села рядом с Артыком, плечом к плечу. Сбылись ее желания — расцвел сад ее души. Засияли глаза, заулыбались губы.

Артык, играя косами девушки, бездумно повторял:

— Айна моя, моя Айна! Ты моя вера! Ты свет моей души! Ты причина того, что я жив...

Айна обняла его, прижалась щекой к его щеке:

— Артык-джан, сам аллах вернул мне тебя! Вот я увидела тебя — и нет у меня больше неисполненных желаний. Прошлое миновало, а будущее — наше.

У Артыка одна рана зажила, но другая лишала его покоя. Он не решался прямо спросить у Айны, что случилось с матерью и Шекер. И все же не хватало терпенья.

— Айна моя... — начал он волнуясь. Но она догадалась, что беспокоит Артыка, и прямо спросила:

— Артык-джан, ты был дома?

Голос Айны звучал так спокойно, что это несколько ободрило Артыка:

— А у меня есть дом?

— Ну, конечно, — ответила Айна. — Тетушка Нурджахан и Шекер здоровы.

— Здоровы?..

— Артык-джан, — перебила Айна,—в день, когда тебя уводили, ваши еще были на бахче. Так вот дядя твой тогда же и перевез их к себе прямо оттуда. Они ни в чем не нуждаются. Дня три назад была от них весточка — все здоровы. Отец послал твоей матери галбири (Галбири — бумажная полушелковая материя) на платье, а я — вышитую шапочку для Шекер. Но тот, кого мы с отцом посылали к тебе, не мог найти даже следа твоих ног. — Айна моя, значит, я не одинок? — растроганно проговорил Артык.

— Пока я жива, ты никогда не будешь одиноким. Пока я здорова, и тетушка Нурджахан ни в чем не будет нуждаться, — весело ответила Айна и надела на голову Артыку вышитую ею тюбетейку.

Две раны зажили у Артыка. Но третья... «Это живая рана, — думал он, пока Айна любовно разглаживала пальцами тюбетейку на его голове, — не буду касаться ее без нужды. А с тобой, Халназар, мы еще поговорим...» Он посмотрел на Айну, и она показалась ему светлее луны, чище горной воды.

— Айна моя, скажи, — попросил он, — как тебе удалось уйти от этих проклятых?

— Артык-джан, ты хочешь, чтобы я рассказала обо всем подробно? Зачем это тебе?

— Пойми: шесть месяцев я мучился неизвестностью, и разве я теперь успокоюсь, если не буду знать все?

— Тогда слушай, — Айна села поудобнее, прижалась плечом к груди Артыка.—Все это время тело мое было здесь, а сердце с тобою. Ах, Артык-джан, если б ты знал мои муки!.. Когда меня привезли и бросили возле кибитки, мачеха подняла вой: «Аю, горе мое, везите ее, ради аллаха, к себе!» Я сказала ей: «Если уже тебе так не терпится, вон эти проклятые баи — иди сама к ним. А я теперь не прежняя Айна, я — тронутая». Всадники и Баллы уехали, а мачеха стала выть пуще прежнего и отправилась к Халназару. Через некоторое время она опять привела рябого Баллы и говорит ему: «Вот твоя жена, опозорившая и тебя и меня. Хочешь—будь ей хозяином, не хочешь — убей». По когда мачеха и Баллы хотели тронуть меня, я схватила ковровые стригуны. Тем временем подоспел отец, в руках у него была лопата. Он ударил мачеху, и та повалилась с криком. Тогда отец бросился на Баллы, и этот трусливый дурак убежал, потеряв папаху. На другой день пришел ходжа. Не успела я накричать на него, как отец погнал и его из кибитки. После этого Халназар стал грозить: «Заставлю откочевать из аула!» Но отец не очень-то его испугался. С того дня он стал мне настоящим отцом, и я успокоилась. Только язык мачехи, как ботало на шее верблюда, все гремит и гремит. Но к этому я привыкла, хотя лишнего и от нее не стерплю.

В это время с ведром в руке в кибитку вошла Мама и ахнула:

— Ах, что делается! Удивляюсь, как еще солнце и луна ходят своими путями... Как сидят! Нет, каково бесстыдство!..

Артык, даже не пошевельнувшись, поглядел на нее и улыбнулся:

— Тетушка Мама, здравствуй!

Мачеха испуганно выпучила глаза и протянула руки, словно защищаясь от дьявольского наваждения:

— Вай, Артык! — ведро с водой грохнулось к ее ногам.

Глава четвёртая

Наконец-то старая мать обрела свое потерянное дитя.

Нурджахан целовала Артыка, дрожащими руками ощупывала его плечи, спину. «Дитя мое, детка!» — повторяла она, плача счастливыми слезами. От радости она долго не могла прийти в себя, целовала руки сына, даже полы его халата. Шекер прижалась к плечу Артыка и долго не могла оторваться.