Решающий шаг

— Правильно!.. Так и есть!.. — По толпе прокатился гул голосов и стих...

Полковник постоял, прислушиваясь, и сказал:

— Даю вам три минуты сроку. Подумайте и скажите мне свой ответ.

Резко повернувшись, он направился во внутренние комнаты канцелярии, но в дверях остановился и указательным пальцем поманил к себе переводчика. Ташлы-толмач подбежал к нему. Полковник шепнул ему что-то и ушел к себе.

Люди облегченно вздохнули, стали вытирать потные лица. У всех был виноватый, растерянный вид. Ташлы-толмач с грубой бранью обрушился на волостных и старшин:

— Сучьи дети, почему не подготовили людей? Вы поставлены над народом. Белый царь вам доверяет, надеется на вас, видит в вас силу. Все слуги царя, но вы не заслужили даже съеденной вами соли. Как вы могли с таким лицом предстать перед господином полковником?

Когда говорил полковник, Бабахай вспомнил все, что происходило у него на собрании мирабов и эминов. Ему все время хотелось прервать полковника, показать себя верным старшиной, сказать: «Баяр-ага, в моем ауле действительно были выступления против царя. Такие-то и такие-то раздували огонь неповинения». Его останавливала мысль, что полковник обругает его, закричит: «Негодяй! Если такое было, почему ты не донес?» Он боялся не проклятий народа, а гнева полковника. И он промолчал, успокоив себя мыслью: «А, такие крики и споры бывают в каждом ауле, и никто об этом не дает знать в канцелярию». Но когда заговорил Ташлы-толмач, он признался:

— Клянусь аллахом, Ташлы-ага говорит верно! Мы потеряли свое лицо.

Толмач продолжал:

— Как же при таком вашем поведении может доверять вам господин полковник? Как может называть вас своими слугами? Вы превратили в ложь все донесения, которые он послал начальнику области! Как же ему не гневаться на вас? Надо не раскисать, как недомешенное тесто, а держать людей в руках! Когда вы стоите перед господином полковником, вы должны белое называть белым, черное — черным, землю рыть своим дыханием, а не...

Старшина со шрамом на лбу простосердечно и мягко сказал:

— Ташлы-ага, мы же собаки господина полковника. Куда нас натравит, туда и должны лаять. Но...

Сары перебил его:

— Хыдыр-арчин! Может быть, мы и собаки, но собаки у своего стада: наши зубы не будут рвать своих овец!

Бабахан, который и без того был страшно зол на Сары за его речи на последнем собрании, с раздражением крикнул:

— Если бы я был пастухом, а ты псом, и ты не вонзил бы зубы в паршивую овцу, вечно отбивающуюся от стада, я вбил бы тебе твои зубы в глотку!

Покги Вала, совсем онемевший от страха при виде разъяренного полковника, только пришел в себя и пустил в ход свой неугомонный язык:

— Платой собаке, не оправдавшей съеденной ею похлебки, должна быть горячая пуля!

Сары хотел резко ответить Бабахану и толстяку, но в этот момент Ташлы-толмач снова обратился к толпе.

— Старшины, эмины! Сейчас не время для споров. Вы поговорите спокойно, посоветуйтесь, выбросьте из головы дурные мысли и подготовьтесь дать прямой ответ господину полковнику.

Главный переводчик уездного управления Ташлы был сыном одного языкастого старшины, который пятнадцать лет занимал это теплое местечко. Начальник уезда, довольный службой старшины, дал разрешение принять Ташлы в русскую школу. Среди учителей школы были и честные, передовые люди. Благодаря им из школы вышло немало полезных своему народу интеллигентных людей. Но выходили оттуда и такие, как Ташлы-толмач. После окончания школы Ташлы был принят в управление на должность переводчика. Он умел угадывать настроения и желания полковника, выполнять его прихоти. Из всякой тяжбы он извлекал для себя выгоды: одного из спорщиков обнадеживал, другому не отказывал, втихомолку обоих натравливая друг на друга, раздувал из мухи слона, обоих тяжущихся доил, обоим морочил голову.

Набивая свой карман, Ташлы не забывал угождать и полковнику. Однажды он взял для полковника у одного из спорщиков два ковра Вечером большой ковер повесили на стене, средний прибили за диваном. При электрическом свете ярко заиграли краски ковров, слов но окропленных живой водой. Вся комната стала нарядной. Жена полковника, кокетливо улыбаясь, вертелась вокруг Ташлы. А полковник, заложив руки в карманы, откинулся назад и, любуясь большим ковром, спросил:

— Какая цена?

Ташлы посмотрел в лицо владельцу ковров. Тот невнятно пробормотал что-то. Ташлы перевел:

— Если господину полковнику эти ковры понравились, то этого достаточно, это и есть цена!

Полковник отступил на шаг, нахмурился:

— Что это значит? Я не могу на это пойти.

Владелец ковров перепугался — и ковры могли пропасть даром, и его самого могли наказать за предложение взятки. Дрожащим голосом он сказал первое, что подвернулось на язык:

— Баяр-ага справедлив! Все в его власти.

Но Ташлы хорошо знал своего полковника. Такое притворство он уже видел не раз, поэтому, переводя, он несколько изменил смысл того, что сказал владелец ковров:

— Господин полковник, владелец просит вас самих назначить цену.

— Да? Ну, это другое дело!