Решающий шаг

— Может быть, это и неуместно, но я хочу сказать, что на правильный путь меня вывели наш командующий Иван Чернышов, полковой комиссар Алеша Тыжденко и другие товарищи. Большое им спасибо за это, я буду дорожить дружбой с ними всю жизнь... А товарищу Кулагину я отвечу так: вот я целые сутки провел в боевой обстановке с членом Реввоенсовета, товарищем Куйбышевым. Он бывалый революционер и большой человек, а в бою он был всегда впереди, в самых опасных местах, воодушевлял бойцов. Каждым своим словом, каждым шагом он показывал, что для него нет ничего дороже в жизни, чем то дело, за которое борется Коммунистическая партия и советская власть. И я понял, что мало быть командиром Красной Армии, мне надо стать таким же, как Иван Чернышов, как Тыжденко, как товарищ Куйбышев, — большевиком, коммунистом. В боях за родину, за рабочую и дейханскую советскую власть я хочу быть всегда впереди, вместе с вами, товарищи. Вот почему я прошу принять меня в партию, если достоин..

Артык умолк и склонил голову. Он не видел, как голосовали его товарищи, но почувствовал: открывается новая страница в его жизни. И какая волнующая страница!

Никогда еще не переживал он такого радостного волнения. Когда он вышел из вагона и пошел вперед уверенными шагами, темная ночь показалась ему наполненной светом. Словно он ступил на порог сияющего чертога, где все сверкало в лучах яркого весеннего солнца!

После разгрома под Айдином деникинцы были уже не в состоянии остановить наступление Красной Армии. Это наступление задерживало только работы по восстановлению разрушенного белыми железнодорожного полотна.

Штаб Чернышева, с одобрения Куйбышева, решил использовать временное затишье на главном фронте для нанесения удара контрреволюционным бандам Джунаид-хана. В Хорезмский оазис был направлен конный полк Артыка

Артык знал, что один из сотников Эзиз-хана — Кельхан, бежавший в свое время с фронта, давно нашел приют у ташаузского хана. Теперь его банды свирепствовали между Ташаузом и юным оазисом — Дарвазой. Артык неожиданным налетом окружил весь лагерь бандитов. Кельхан склонил перед ним голову:

— Артык, я сбился с пути, обещания, данного тебе, не выполнил. Ты волен пролить мою кровь. Но если ты простишь меня, всю остальную жизнь я отдам тебе.

У Артыка не было времени долго разговаривать с Кельханом, поэтому он сразу объявил ему свое решение:

— Ошибающегося можно простить и исправить. Но ты потерял совесть, ты изменил народу, а от изменника хорошего ждать нельзя. Если я сегодня прощу тебя, завтра ты можешь вонзить мне нож в спину. Все же я сам не буду расправляться с тобой, как это делал ты и Эзиз, — на это у меня нет права. За свои преступления ты будешь отвечать перед судом революционного трибунала.

Один из джигитов, особенно возмущенный насилиями, которые творила банда Кельхана, потребовал немедленного наказания главаря:

— Наш ответ — кровь за кровь!

Тыжденко раньше Артыка остановил его:

— Кто дал тебе право вмешиваться в распоряжения командира? Расправляться, как дикарь, — дело дикарей! Ты забыл, что ты боец Красной Армии?

После того как Кельхана отправили под конвоем в Ашхабад, к Артыку пришли жалобщики. У одного бандиты угнали баранов, у другого забрали верблюдов, у третьего дом разорили. Девушки, насильно уведенные из казахских селений, заливались слезами. Артык объяснил, что не может задерживаться для разбора жалоб. Он назначил в аульный совет своего представителя, приказал вернуть потерпевшим отнятый у них скот и имущество, отправить к родным увезенных бандитами девушек и двинулся с полком на Ташауз.

Джунаид-хан половину своих сил держал на восточномберегу Амударьи, где они вели бои с частями Красной Армии, наступавшими из Чарджоу, а с другой половиной отряда находился в Хиве. Артык встретился сним около Батырбента. Ошеломленный неожиданным ударом, Джунаид-хан с небольшой группой конников отступил в пески, надеясь пробраться в Афганистан. Услышав о бегстве хана, разбежались и все его банды. С частями Красной Армии, которые разгромили белогвардейцев в Каракалпакии под Нукусом, Артык встретился в Куня-Ургенче. Увидев впервые знаменитую семидесятиметровую башню возле мавзолея Шейх-Шерефа, он с удивлением подумал: «Как же это она стоит и не падает?» И спросил у старого дейханина:

— Отец, ты не знаешь, когда это выстроено?

— Кто знает! Говорят, миновала уже тысяча лет.

Тыжденко вмешался в разговор:

— Нет, отец, этой башне всего шестьсот лет. Артык недовольно посмотрел на комиссара и продолжал спрашивать старика:

— А кто строил?

Старик не успел ответить, как Тыжденко сказал:

— Кутлук Тимур.

— Алеша, ты отвечай, когда тебя спрашивают. Если никто из предков твоих здесь не жил, никто тебе об этом не рассказывал, откуда можешь ты это знать?

Тыжденко улыбнулся:

— Артык, ты сам говорил, что много знает тот, кто много видел, а не тот, кто много жил. Правда, я еще не много видел, но много читал.