Решающий шаг

— Сыны рабочих и дейхан кровь свою проливают за счастливую жизнь. Враг слабеет, советская власть крепнет день ото дня. Дейханин теперь может говорить о своих желаниях и надеждах открыто, не боясь никого. Конечно, еще не совсем разрушена старая крепость. В советских учреждениях еще немало сидит старых волостных, арчинов, этих волков в овечьей шкуре. Это они мешают решить многие важные для дейхан дела. Постановление советского правительства о земле и воде все еще лежит в сундуке под замком. Дейхане хорошо понимают, что меня и таких, как я, не советская власть за решетку сажала, а вот эта кучка негодяев. Понимаем мы и то, что так не будет долго продолжаться. Даже когда выкорчевываешь старую колючку, и то приходится остерегаться — она царапается. Так и тут. Что в этом особенного? — Он передохнул и закончил свою речь обращением к членам комиссии: — Вы, товарищи комиссия, побывайте и в других аулах Тедженского уезда. Там скажут вам то же самое, о чем говорили мы. Правду теперь не трудно найти. А мы верим, что, как сказал товарищ Артамонов, наступят перемены и дейхане получат все то, что обещала им советская власть.

Артамонов обещал, что областной совет вынесет особое постановление по дейханскому вопросу, что аульные советы будут переизбраны в дейхане получат возможность решать свои дела на основе советских законов.

После собрания ему захотелось поговорить с одним бедно одетым дейханином. Он подошел к нему и спросил:

— Товарищ, как тебя зовут?

Дейханин посмотрел на председателя комиссии, на его пряди седых волос, выбившихся из-под фуражки, и неторопливо ответил:

— Меня зовут Гандым.

— А меня — Николай Матвеевич Артамонов. Будем знакомы!

Гандым с недоверием посмотрел на него:

— Ой, где ж ты нашел такое длинное имя? Да я и не выговорю его. Если не обидишься, буду звать тебя просто тебериш (Тебериш — то есть товарищ).

— Ладно, товарищ Гандым! Я хочу с тобой по-дружески поговорить; не стесняйся и не опасайся меня, говори все, что у тебя лежит на сердце.

— А чего мне тебя бояться, тебериш? Я ведь вижу, что ты не разгонишь мое стадо, не разорвешь мой халат. Чего мне бояться простого человека, когда я не боялся и самого царя? Что для меня старшина или бывший наш бай Халназар? Я бедный, простой человек, и с меня взять нечего. Когда нечего стало есть, — взял топор на плечо и пошел с народом на белого царя! А ты— наш, тебериш. Ты, говорят, один из тех, кто свалил царя. Давай поговорим, если хочешь.

Прямая речь Гандыма понравилась Артамонову.

— Молодец, товарищ Гандым! — похвалил он и спросил: — Как ты смотришь на советскую власть?

— А как приедет, так и смотрю. Если приезжает спесивый да злой, — чего ж мне радоваться? Ты не обижайся на это. Тебе я рад, как доброму гостю.

— Хорошо. А кем ты недоволен?

— Э-эх, тебериш! Еще много летит из города, нахлестывая коней, как будто за ними гонятся; поднимут пыль, чтоб народ запугать. Только я ведь тебе говорил, что я такой человек — не пугаюсь!

— Что же они делают в ауле?

— А что им делать! У меня им нечего взять. А других общипывают до голой кожи. Эх, как говорится, если начну считать...

— По-твоему, какая же власть лучше?

— Я уже сказал тебе, что мы воевали против царя. Против Советов, конечно, не пойдем. Но если велят напасть на таких, как Ходжамурад, я опять возьмусь за топор!

— Товарищ Гандым, у тебя есть надел земли и воды?

— Да, есть немного воды, на одного... И то, если останется от баев.

— Это почему?.. По советским законам и вода и земля принадлежит дейханам.

— Э-э, тебериш! Оттого, что виноград вспомнишь, во рту сладко не станет. Как ты ни говори, все равно водой распоряжаются баи. А без воды что в ней, в земле? Одна пыль.

— А чем же аулсовет занимается?

— Совет у нас двубожий и двурожий — байский сынок да святой ходжа.

— Кто?

— Баллы-хан. У него один бог — аллах, а другой — жена. Да еще третий был бог — тот самый хромой мирза, которого вы расстреляли. К нам Баллы стоит затылком, а лицом — к богам. Народ считает его хуже собаки. А Ходжамурад выбрал его арчином.

— По-твоему, кого бы надо выбрать в совет?

— Если по-моему, — схватил бы я за ворот байского сынка и отправил туда же, к Ходжамураду, а пестроглазого ходжу и близко не подпустил бы к совету. Я бы волостным поставил Сары, а баяром для народа — Артыка. Ты знаешь Артыка?

— Артыка?

— Наверно, знаешь! Он тоже, говорят, теперь начальник. Когда красные взяли Теджен, он приезжал к нам. Его зовут Артык Бабалы.

— А, Артык Бабалы! Командир Туркменского полка? Знаю.

— Командир чего, сказал?

— Атлыбаши (Атлыбаши — начальник конницы).

— Если знаешь, я б его на место губернатора посадил. Артык Бабалы — настоящий мужчина. Когда Баллы хотел отнять у меня пшеницу, он отстегал его плетью. А в голодный год он спас весь наш аул... Эх, как мы делили пшеницу Халназар-бая! Что делала Атайры-гелин! — Гандым громко рассмеялся и даже ухватился за плечо стоявшего рядом дейханина. — Эх, тебериш, ты бы посмотрел!..