Сверкали сабли, валились тела. Кони, оставшиеся без седоков, метались по равнине. Артык начал теснить одного всадника, другой сбоку навел на него наган. Но недруг не успел выстрелить: под саблей Алеши Тыжденко его рука с револьвером отлетела, как срубленная ветка с дерева. Саблю, занесенную над плечом Ашира, отбросил назад удар Артыка. А в следующий миг Мелекуш налетел на коня вражеского офицера. Оба коня поднялись на дыбы. Взлетели две сабли. Подскочивший сбоку человек ударил по сабле Артыка. Артык еле удержал в руке саблю, и было похоже, что ему придется проститься с головой. Но Мелекуш, словно чувствуя опасность для своего седока, вдруг упал на передние ноги, и кривая казачья сабля со свистом пронеслась над головой Артыка. Мелекуш поднялся и снова сошелся грудь о грудь с конем офицера. Опять взвились сабли. На этот раз молнией сверкнула сабля Артыка — и голова офицера покатилась по траве.
Бандиты, не выдержав ожесточенного удара, повернули коней, но крупные ахал-текинские кони легко настигали их. Зеленая равнина окрасилась кровью.
После боя Тыжденко, оставшись наедине с Арты-ком, сказал:
— Товарищ командир! Храбрость украшает командира Красной Армии. Но и для нее имеются свои законы. Ты — голова части, судьба полка в твоих руках. А ты в жарком бою идешь впереди всех.
— Товарищ комиссар! А разве тело без головы может действовать?
— Вот об этом я и хочу сказать. Если с тобой случится несчастье, тело останется без головы.
— Алеша, ты ошибаешься. В той сотне, с которой я пришел к тебе, любой может заменить меня. А разве Ашир хуже?
— И Аширу и любому из твоих джигитов я доверил бы свою жизнь. Но речь идет о командовании полком, и тут уж никто из них заменить Артыка не может... А кроме того, насчет тебя я имею строгий наказ от штаба и лично от Ивана Тимофеевича.
Последние слова комиссара задели Артыка за больное место. Он понял их как намек на свое прошлое, хота Тыжденко и не думал об этом.
— Я про этот наказ знаю и без твоего напоминания, — сердито ответил он комиссару. —Проверяй, если хочешь, каждый мой шаг — мне все равно. Сердце Артыка никогда не делилось надвое. Шел по ложному пути, теперь вышел на правильный, но я весь тут! Если иду к какой-либо цели, так иду прямо, как совесть подсказывает и сердце велит. А если придется погибнуть на этом пути, то и смерть мне не будет горька!
Тыжденко стал разубеждать его:
— Что за слова, Артык! Разве мы с тобою не братья?
— Бывает, что ссорятся и братья!
— Постой... Если б командование тебе не доверяло, оно не назначило бы тебя командиром, не доверило бы тебе целый полк. У командования нет насчет тебя никаких сомнений: оно считает тебя одним из лучших командиров. Так что ты эти старые свои мысли выбрось из головы. Но я тебе должен сказать, что обязанностей комиссара ты не понимаешь. Комиссар — ближайший помощник командира. Его долг — не только воспитывать джигитов политически...
— Ты меня учи, если я думаю криво, — перебил Артык. — А прямо сидеть на коне и рубить саблей меня учить нечего!
Тыжденко, не видя иного способа подействовать на Артыка, строго сказал:
— В таком случае я требую от тебя, чтобы впредь ты действовал в бою согласованно, чтобы не...
— Ах, требуешь? Значит, приказываешь? — не слушая, опять перебил Артык. — Если так, я и знать тебя не хочу! С этой минуты или я —не командир, или ты — не комиссар!
Он вскочил, с места и хотел уйти, но Тыжденко обхватил его за плечи и рассмеялся:
— Да послушай же ты, чудак! Разве ты забыл, что мы с тобой еще во дворе ашхабадской тюрьмы побратались? О чем я говорю? Я обязан оберегать твою жизнь, ты — мою. Вот о чем речь!
— Тогда прости, брат,—улыбаясь, сказал Артык.— Чего только я не- наговорил тебе! Правильно считает Иван, что сердце у меня скачет впереди рассудка... Алеша, если еще такое случится, ты мне ничего не говори, а толкни в бок покрепче — я пойму.
Друзья откровенно высказал и друг другу, что думали, и от этого их дружба стала еще крепче.
На следующий день, на рассвете, Артык повел свой полк на Гяур-Кала. За стенами этой крепости, сложенной столетия назад из огромных, в обхват, сырцовых кирпичей, пытались укрыться остатки разбитых частей Ораз-Сердара.
В двух-трех километрах севернее подымался блестящий купол мавзолея султана Санджара, восемьсот лет тому назад выстроившего здесь город с миллионным населением, очаг науки, цветущий сад культуры. Этот город превратили в развалины ненасытная жадность и жестокость Чингиз-хана, Тамерлана, иранских шахов, хивинских, бухарских и афганских эмиров и ханов. Там, где когда-то кипела жизнь, выли шакалы. А теперь, когда туркменский народ, пережив те страшные времена, шагнул к новому свету, интервенты и белогвардейцы опять железными когтями вцепились ему в грудь.
Артык яростно налетел на Гяур-Кала. Он надеялся захватить здесь отряд Кельхана. Но Кельхан уже бежал. Артык не догнал его и в Мары.
Глава двадцать третья
На другой же день, после того как Кизылхан увел свой отряд в Ак-Алан, части Красной Армии одним ударом заняли Байрам-Али.