Решающий шаг

Чернышов ночи не спал в поисках выхода из небывало тяжелого положения. В эти дни он получил некоторую передышку: со стороны Ташкента стал понемногу поступать хлеб из продовольственных эшелонов, отправленных по распоряжению Сталина из Царицына. Пришел хлеб и на пароходах через Каспий. Правда, часть его захватили в Красноводске восставшие белогвардейцы, немало осталось его в Ашхабаде, но все же пятнадцать вагонов, около пятидесяти тысяч пудов зерна, дошло до Теджена. Это позволило Чернышеву несколько увеличить хлебный паек в городе и даже отпустить часть зерна для посева в аулы, беднейшим дейханам.

А тем временем благоприятная для посевов весна восемнадцатого года окрылила надежды дейхан. Зазеленели поля, появились съедобные травы — чеснок, ранняя лебеда. Дейхане, нахлынувшие зимой в город, начали понемногу возвращаться в аулы. С раннего утра до заката солнца копошились они на полях, делали грядки, закладывали бахчи, сеяли кунжут, а кто нашел семена, сеял и джугару. В начале лета заколосился и начал желтеть не взошедший в прошлом году ячмень, — можно было уже собирать созревающие колосья. В густой бахчевой листве появились дыньки — и они шли в пищу.

Теперь у дейхан не оставалось времени на долгие беседы в тени кибиток. Но тем оживленнее проходили беседы по вечерам. После дневной жары вечерами дул легкий ветерок. Полная луна разливала молочно-белое сияние. Месяца два тому назад дейхане только и думали, только и говорили о хлебе. Теперь беседы часто касались политики. Каждый по своему разумению давал оценку советской власти.

— Ба, ей-богу! Советская власть ни на какую власть не похожа. Кончился год, а она и не требует налога!

— Где там! Наоборот, — еще и кормит голодных!

— А кое-кому дает и зерно на посев!

— Все-таки я сомневаюсь.

— Почему?

— А кто у нее служит? Опять прежние люди: хромой мирза, волостной Ходжамурад...

Гандым, почесывая бок, возразил:

— Э, брат, не говори так! Есть и новые люди.

— Кто?

— А Иван, друг Артыка!

— Один Иван что?..

— А Тайлы-Таган? А Ашир, Мавы? Нет, теперь и наши люди сидят в управлении.

— Да, это не такие люди, как полковник. Они не брызжут слюной, а говорят так, словно в близком родстве с тобой.

— Что ни говори, а прежних порядков нет.

— Какие там прежние порядки! Ты скажи, молодец, как они спасали народ от голодной смерти!

— Вы меня послушайте! Я был у них в городе на собрании. Они не говорят «будь что будет», не приказывают, как начальники, а спорят о каждом деле и потом руки поднимают. За кого больше рук поднимется, на стороне того, считай, и правда. По-народному решают дела.

— Раньше было так в управлении: не сунешь стремянному или сторожу, так и дверей не увидишь. А теперь сидящие там встречают тебя, как родного брата.

— И Куллыхан такой?

— А что один Куллыхан? По-моему, и у него дорога под ногами не очень гладкая, не сегодня-завтра он тоже слетит со своего места.

Тут же среди дейхан сидел Ашир. Он иногда выезжал в аулы по поручению Ивана Тимофеевича, который стремился укрепить связь совета с дейханами. Бывая в своем ауле, он помогал матери по хозяйству и часто оставался провести ночь под родным кровом.

— Советское правительство, — сказал он, — не один человек. Советская власть — это сам народ. Он должен выбирать всех, от старшины в ауле до самого высшего. Все члены совета и председатель тоже должны быть выбранными. Если это сейчас не проводится в полной мере, так только потому, что не весь народ это понял.

Гандым похлопал по спине несговорчивого соседа:

— Эх, где тебе спорить с Аширом! Он все земли прошел, по-русски говорить умеет. Это он и царя свалил!

Кто-то возразил Аширу:

— Что ж, выборы — трудное дело? Собрались, поговорили — и выбрали. Разве мы не выбираем и мираба сразу, как сядем?

— Да, выбираем, как сядем, а потом целый год и плачем. Сколько мирабы сожрали народного добра!

— А что, сейчас нет негодяев? Говорят, в город привезли пятнадцать тысяч пудов зерна. А сколько, думаешь, слопал Куллыхан со своими дружками?

— Кто такой Куллыхан — известно. А надо и то сказать, что при старых порядках ни одного фунта этого зерна не досталось бы дейханину.

— Верно!.. Разве не советская власть спасла нас от голода?

Ашир опять вступил в разговор:

— Дом разрушить легко, построить трудно. А тут дело более сложное. На развалинах старого строится новое государство. Пока советская власть окрепнет, немало еще у нее будет таких прихвостней, как хромой мирза. Но его нельзя смешивать с советской властью. Советская власть говорит: земля и вода должны принадлежать не баям, а дейханам — тем, кто трудится в поте лица...

— Молодец, Ашир! — похвалил Гандым. — Вот правильные слова!

— ...Заводы, фабрики и железные дороги должны перейти под контроль рабочих и стать собственностью советского государства, то есть народа.

— Эге! И Артын-ходжайн будет на это согласен?

— А где твой ходжайн?

— В этом году у него на водокачке сова поет!

— Постепенно все уладится, — продолжал Ашир. — Надо только, чтобы каждый помогал советской власти. Советское правительство — это наше правительство. Во главе его — мудрый Ленин...