Решающий шаг

— Не успел, — пробормотал Тихомиров. — Все сразу против меня было, я вину свою почувствовал. И потом… Понимаешь, я тогда еще не был окончательно уверен…

— А-а… — недоуменно протянул Семеныч. — Ну, коли так… Но это худо, однако.

— Хуже некуда, — кивнул Тихомиров. — Двадцать минут дал на сборы, и в трибунал отправят, а уж там…

— Скорее всего, в штрафбат, — задумчиво резюмировал повар и поднял котелок. — К себе шел?

— К себе, — подтвердил Тихомиров. — Вещички собирать.

— Пойдем, провожу.

— Пошли, пошли, — встрепенулся Тихомиров, и друзья зашагали рядом. — Да, послушай, — вспомнил он давешнюю встречу, — передай Авдюшке карточки, а то парень и смотреть на меня не стал, ровно я преступник какой…

Он достал смявшиеся кусочки картона и бережно вручил повару.

— Осатанели они, — буркнул тот, сунув карточки в карман гимнастерки. — Ведь прямо на глазах — вот что им обидно. Он раньше всех успел взлететь…

— Да… — неопределенно уронил Тихомиров и снова замолк.

— Слышь, Тимоша, — тронул его за рукав Семеныч, пройдя еще метров пятьдесят, — я вот случай вспомнил… У нас, в девятнадцатом, пулеметчик тоже был один — пулемет запорол… А пулемет тогда, знаешь… И его, как тебя, в трибунал… А он возьми и попроси сутки — дескать, пулемет достану у белых…

— Ну?

— Поверили. Достал.

— Ну и что? — мрачно сказал Тихомиров, с удивлением ощущая, как всколыхнулась та самая, вторая, не оформившаяся еще мысль. — Что я за сутки сделать смогу?

— Комиссара ты не оживишь, это верно, — вздохнул повар. — Но ежели от дела рассуждать — выход быть должон.

— Как же я доказать могу? Ну как?! — Тихомиров вдруг стал как вкопанный. Он даже побледнел от напряженных попыток вцепиться в ускользавшую, как угорь, мысль; голова буквально разламывалась на части.

— Да уж конечно… — повар тоже остановился.

— Слышь, Семеныч, — Тихомиров неожиданно шагнул к старику и взял его за рукав. — А где сейчас… где парашют?

— Сергея Иваныча? Возле медпункта.

— Возле… медпункта… — медленно шевеля губами, повторил Тихомиров.

— Как лежал, так и лежит. Да я же тебе толкую, что он нарушен, ничего по нему не докажешь…

— И никто не трогал?

— Начштаба не велел.

— Значит, лежит, говоришь… — Тихомиров как-то судорожно распрямился и, взявшись за ремень, расправил складки на гимнастерке. — Стоп, Семеныч!.. Стоп! Прощай покудова.

— Прощевай… — слегка растерянно ответил тот. — Да я проводил бы тебя… Все сподручнее…

— Нет, нет, не надо… я сейчас… я сам… иначе никак… — уже совсем бессвязно пробормотал Тихомиров и, повернувшись, бегом побежал обратно.

Повар поглядел ему вслед и покачал головой.

За время отсутствия Тихомирова в землянке полковника ничто не изменилось. Осповат все еще возился у плиты, полковник глядел в окно.

— Товарищ полковник! — закричал, ворвавшись к нему, Тихомиров. — Товарищ полковник, я…

— Вы все еще здесь?! — вздрогнув, повернулся полковник. — Я же дал вам двадцать минут на сборы…

— Товарищ полковник, разрешите мне…

— Вы что — о двух головах?!

Но, как мы уже знаем, додумавшего свою думу до конца Тихомирова не так-то просто было остановить.

— Разрешите доказать, товарищ полковник!

— Что? Что вы можете доказать?!

— Что парашют Сергея Иваныча… был в порядке…

— Да как же вы докажете? Он на кустарник упал… парашют… Пусть в трибунале разбираются…

— Я знаю, что на кустарник, — теперь есть только один способ… только один… Разрешите, я сам… — Тут Тихомиров вдруг смолк и ничего более выговорить был не в силах.

— Чего сам? — переспросил полковник, но ответа не дождался. — Чего сам? — повторил он, и тут только догадался: — Сам хочешь прыгнуть? — спросил он, неожиданно переходя на «ты».

Тихомиров кивнул.

— Раньше прыгал? — голос полковника подобрел.

— Не приходилось, но это неважно… Другого выхода просто нет, товарищ полковник, — стал быстро и, с его точки зрения, весьма убедительно говорить Тихомиров. — Вы только не подумайте… я не суда боюсь, не трибунала… Я ребятам доказать хотел бы… И вам тоже… А главное, самому себе, — добавил он, помолчав.

— Я не вправе вам разрешить, — покачал головой полковник, снова становясь официальным.

— Но ведь это же совсем просто, — прошептал Тихомиров, стараясь унять дрожь и не стучать зубами. — Я сколько раз летчиков спрашивал… Совсем просто — только дернуть кольцо… Заранее возьмусь, еще в самолете… и — дерну… и все! А что я не прыгал, мы никому не скажем… — Тихомиров даже сделал шаг к полковнику, оглянулся и зашептал еще тише: — Кто спросит, скажу: прыгал дома… много раз прыгал… в клубе, в том…

В землянке воцарилась тишина. Давно уже ничего не понимавший Осповат фамильярно просунул голову в дверь. На плече его, на ремне, покачивался автомат.

— Завтрак готов, товарищ полковник, — доложил он, надеясь получить ответственное поручение: связать Тихомирова или взять под стражу.

— Закрой дверь! — услышал он в ответ и мгновенно исчез.

Тогда Герой Советского Союза полковник Иванов впервые за это бесконечно долгое утро заглянул в глаза стоявшего перед ним неуклюжего, смятенного человечка и различил бездонную доброту подернутых дымкой трагедии глаз, и что-то дрогнуло в его сердце.